Т. Ленин об октябрьской революции

Февральская революция застала Владимира Ленина в Швейцарии и оказалась для него полной неожиданностью. Всего месяц назад он выступал перед швейцарской молодежью и говорил о том, что российская революция 1905 года пробудила ото сна и Европу, и Азию, став прологом грядущей европейской пролетарской революции.

«Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции,

— заявлял он. — Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодежь, которая работает так прекрасно в социалистическом движении Швейцарии и всего мира, что она будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции».

Ленин оказался в Швейцарии не случайно. «После австрийской Польши, откуда ему в 1914-м насилу удалось унести ноги, вариантов в Европе — теоретически, можно было и в Америку уехать — оказалось немного, — рассказал «Газете.Ru» писатель Лев . — Центральные державы в качестве места жительства заведомо исключались, в Англии и Франции Ленина интернировали бы или передали России за не то что антивоенную — пораженческую агитацию.

Выбор был, по сути, — Швейцария или Швеция, две нейтральные страны. Но Ленин уехал из Польши, одержимый идеей прочесть Гегеля, точнее, заново расшифровать кодом Гегеля (следы этого — 29-й том «Собрания сочинений»), и написать книгу об империализме, о причинах мировой войны. Швеция была ближе к России, и там была марксистская колония, но по части книг Швейцария была лучше, шведского Ленин не знал, а с немецким прекрасно управлялся. Ну, и в Швейцарии была перспективная местная социалистическая партия, которую можно было подталкивать влево. Швейцария не была в те времена скучной страной банкиров и часовщиков, там в 1918-м чуть настоящая революция не случилась, с кровью и баррикадами».

В Швейцарии Ленин продолжал изучать произведения Карла Маркса, и других авторов, выписывая важнейшие положения. Включающую записи тетрадь он озаглавил «Марксизм о государстве». Также он публиковал статьи в местной прессе и редактировал работы большевички и революционерки Инессы Арманд, своего доверенного лица.

Новость о свершившейся на родине революции настигла Ленина только 2 марта 1917 года.

«С первых же минут, как только пришла весть о Февральской революции, Ильич стал рваться в Россию», — вспоминала его жена Надежда Крупская.

«Первое, что он сделал, когда узнал про Февраль в России, это отправился не в церковь, не в магазин крепкого алкоголя, а на ближайшую гору, ну или холм по швейцарским меркам — Цюрихберг — и там провел несколько часов в одиночестве, размышляя, как поступить, — рассказал Данилкин. — Такого рода нагрузки всегда оказывались для него очень плодотворными и как для политика, и как для философа. Ну а дальше он метался по Швейцарии в поисках возможности пробраться в Россию — легально, нелегально, явно, конспиративно, с английским паспортом, на аэроплане, с документами на имя глухонемого шведа и т.п.

Потом, когда решился ехать через Германию, собирал письма поддержки, которыми можно будет размахивать в России, — такая неформальная, но все же санкция на проезд. И если до того он общался скорее с тесным кружком швейцарских молодых социалистов, более левых, чем их старшие, умеренные товарищи (как раз из этой молодежи был Фриц Платтен, который взял на себя посреднические функции в «пломбированном вагоне»), то теперь ему пришлось мобилизовать свои коммуникативные способности и реанимировать старые контакты — и с меньшевиками, и с «впередовцами». И чаще, чем в кантональной библиотеке, его можно было увидеть в соседнем рабочем клубе «Айнтрахт», где удобно было вести переговоры. Ну и сочинял — запоем, политическую аналитику про Русскую революцию, хотя и по газетам тогда еще, с чужих слов. Из своего «проклятого далеко», как он сам выражался».

В первые дни марта, ища способы выехать из Швейцарии, Ленин отправил письмо своему помощнику Якубу Ганецкому, находившемуся на тот момент в Стокгольме. Он писал: «Ждать больше нельзя, тщетны все надежды на легальный приезд. Необходимо во что бы то ни стало немедленно выбраться в Россию, и единственный план — следующий:

найдите шведа, похожего на меня. Но я не знаю шведского языка, поэтому швед должен быть глухонемым. Посылаю Вам на всякий случай мою фотографию».

В ожидании возможности выбраться в Россию Ленин занимался составлением тезисов о задачах пролетариата в революции. Он отмечал необходимость организации Советов, вооружения рабочих, переноса пролетарских организаций на войско и деревню. На просьбу революционерки , находившейся на тот момент в Стокгольме, сообщить указания для большевиков он ответил: «Новые слои поднять! Новую инициативу будить, новые организации во всех слоях и им доказать, что мир даст лишь вооруженный Совет рабочих депутатов, если он возьмет власть».

До отъезда Ленин собирал всю возможную информацию о свершившейся революции, какую только можно было получить из местных газет. Узнав об объявленной Временным правительством амнистии по политическим и религиозным делам, он обратился к Арманд с просьбой в случае ее отъезда в Россию «в Англии узнать тихонечко и верно», мог ли вернуться. Большевиков, отъезжавших из Швейцарии в Россию, он увещевал: «Наша тактика: полное недоверие, никакой поддержки новому правительству; Керенского особенно подозреваем; вооружение пролетариата — единственная гарантия; немедленные выборы в Петроградскую думу; никакого сближения с другими партиями. Телеграфируйте это в Петроград».

В надежде выбраться из Швейцарии через Англию Ленин обратился к находившемуся в Женеве революционеру Вячеславу Карпинскому. Он планировал нелегально проехать по его документам. «Я могу одеть парик. Фотография будет снята с меня уже в парике...» — предлагал Ленин. Он был уверен, что, поедь он под своим именем, его задержат или арестуют.

В кругах эмигрантов возникла идея отправиться в Россию через Германию.

Они планировали получить разрешение на проезд в обмен на интернированных в России немцев и австрийцев. Успеху в переговорах с германскими властями поспособствовал друг Ленина, швейцарец Фридрих Платтен, взявший на себя личную ответственность за переезд. Кроме того, немцы считали, что переправка Ленина в Россию поможет им победить в Первой мировой войне. Немецкий генерал Макс Гофман впоследствии вспоминал: «Разложение, внесенное в русскую армию революцией, мы, естественно, стремились усилить средствами пропаганды. В тылу кому-то, поддерживавшему отношения с жившими в Швейцарии в ссылке русскими, пришла в голову мысль использовать некоторых из этих русских, чтобы еще скорее уничтожить дух русской армии и отравить ее ядом».

Среди выдвинутых Платтеном условий было в том числе требование допуска к поездке лиц, независимо от их политических взглядов, отсутствие перерывов в движении поезда без технической надобности и отсутствие проверки документов при въезде в Германию и выезде из нее.

Швейцарские большевики по просьбе Ленина сообщили эмигрантам, что появилась возможность отправиться в Россию. За несколько дней собралась группа из 32 человек.

Они проследовали через воюющую Германию, Швецию, Финляндию.

Писал о появлении Ленина в Петрограде: «Необходимо уделить самое пристальное внимание гнусной затее германского военного руководства, которую оно уже реализовало. То, что оно использовало против России самое страшное оружие, внушает благоговейный страх. Оно переправило Ленина в пломбированном вагоне из Швейцарии в Россию как чумную бациллу».

Заявление о пломбированном вагоне, конечно, преувеличено — опломбированы были лишь три из четырех дверей.

Четвертая дверь использовалась для сообщения с внешним миром, например, покупки молока для находившихся в вагоне детей или получения газет. Как отмечает автор монографии «Ленин в поезде» Кэтрин Мерридейл, этот миф возник из-за требования Ленина наделить его поезд статусом экстерриториальности, чтобы тот не имел ничего общего с Германией. По инициативе Ленина в вагоне была проведена мелом черта, разделившая его на две части: в одной находились революционеры, в другой — германские офицеры.

«Впоследствии Карл Радек, бывший пассажиром поезда, а также другие его пассажиры отрицали, что двери поезда были опломбированы, — рассказывает Мерридейл. — Одна из четырех дверей вообще не закрывалась, и швейцарский социалист Фриц Платтен, через которого Ленин и его спутники общались с охраной, мог беспрепятственно выходить на всех остановках, покупать газеты, молоко для двух находящихся в поезде детей и другие продукты».

Еще одним требованием Ленина была оплата билетов из собственных средств пассажиров: так он показал, что они не собираются принимать немецкие деньги. Эмигранты взяли с собой запас продуктов, но на швейцарско-германской границе таможенники конфисковали провизию — ввозить еду в воюющие страны было запрещено.

Ленин и его спутники ехали вторым и третьим классом. Сам Ленин с женой, ехали в отдельном купе.

В пути на родину революционеры столкнулись с неприятной проблемой — в вагоне был лишь один доступный им туалет, второй находился в «германской» части вагона.

Кроме того, Ленин запретил курение в вагоне, поэтому курить пассажиры ходили в туалет. В итоге это привело к постоянной толкучке и шуму вблизи ленинского купе. Тот решил проблему, выпустив билеты для посещения туалета двух классов: первого — для тех, кому нужно было справить естественную нужду, и второго — для курильщиков.

Поездка заняла восемь дней. Приехав в Петроград, Ленин сразу же выступил с «Апрельскими тезисами» — программой действий российских большевиков, подразумевавшей борьбу за перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую. Началась подготовка к Октябрьской революции.

В Симбирске (ныне Ульяновск) в семье инспектора народных училищ, ставшего потомственным дворянином.

Старший брат, Александр, участвовал в народническом движении, в мае года он был казнен за подготовку покушения на царя.

В 1887 году Владимир Ульянов окончил Симбирскую гимназию с золотой медалью, был принят в Казанский университет, но через три месяца после поступления был исключен за участие в студенческих беспорядках. В 1891 году Ульянов экстерном окончил юридический факультет Петербургского университета, после чего работал в Самаре в должности помощника присяжного поверенного. В августе 1893 года он переехал в Санкт-Петербург, где вступил в марксистский кружок студентов Технологического института. В апреле 1895 года Владимир Ульянов выехал за границу и познакомился с группой "Освобождение труда". Осенью того же года по инициативе и под руководством Ленина марксистские кружки Петербурга объединились в единый "Союз борьбы за освобождение рабочего класса". В декабре 1985 года Ленин был арестован полицией. Провел более года в тюрьме, затем был выслан на три года в село Шушенское Минусинского уезда Красноярского края под гласный надзор полиции. Участниками "Союза" в 1898 году в Минске был проведён первый съезд Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП).

Находясь в ссылке, Владимир Ульянов продолжал теоретическую и организационную революционную деятельность. В 1897 году издал работу "Развитие капитализма в России", где пытался оспорить взгляды народников на социально-экономические отношения в стране и доказать тем самым, что в России назревает буржуазная революция. Познакомился с работами ведущего теоретика немецкой социал-демократии Карла Каутского, у которого заимствовал идею организации русского марксистского движения в виде централизованной партии "нового типа".

После окончания срока ссылки в январе 1900 года выехал за границу (последующие пять лет жил в Мюнхене, Лондоне и Женеве). Вместе с Георгием Плехановым, его соратниками Верой Засулич и Павлом Аксельродом, а также своим другом Юлием Мартовым, Ульянов начал издавать социал-демократическую газету "Искра".

С 1901 года он стал использовать псевдоним "Ленин" и с тех пор был известен в партии под этим именем.

С 1905 года по 1907 год Ленин нелегально жил в Петербурге, осуществляя руководство левыми силами. С 1907 года по 1917 год Ленин находился в эмиграции , где отстаивал свои политические взгляды во II Интернационале. В 1912 году Ленин с единомышленниками отделились от Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП), фактически основав свою — большевистскую. Новая партия издавала газету "Правда".

В начале Первой мировой войны, находясь на территории Австро-Венгрии, Ленин был арестован из-за подозрения в шпионаже в пользу Российского правительства, но благодаря участию австрийских социал-демократов был освобождён, после чего уехал в Швейцарию.

Весной 1917 года Ленин вернулся в Россию. 4 апреля 1917 года, на следующий день после прибытия в Петроград, он выступил с так называемыми "Апрельскими тезисами", где изложил программу перехода от буржуазно-демократической революции к социалистической, а также начал подготовку вооружённого восстания и свержения Временного правительства.

В начале октября 1917 года Ленин нелегально переехал из Выборга в Петроград. 23 октября на заседании Центрального Комитета (ЦК) РСДРП(б) по его предложению была принята резолюция о вооружённом восстании. 6 ноября в письме к ЦК Ленин потребовал немедленного перехода в наступление, ареста Временного правительства и захвата власти. Для непосредственного руководства вооруженным восстанием вечером он нелегально прибыл в Смольный. На следующий день, 7 ноября (по старому стилю — 25 октября) 1917 года в Петрограде произошло восстание и захват государственной власти большевиками. На открывшемся вечером заседании второго Всероссийского съезда Советов было провозглашено советское правительство — Совет Народных Комиссаров (СНК), председателем которого стал Владимир Ленин. Съездом были приняты первые декреты, подготовленные Лениным: о прекращении войны и о передаче частной земли в пользование трудящихся.

По инициативе Ленина в 1918 году был заключён Брестский мир с Германией.

После переноса столицы из Петрограда в Москву с марта 1918 года Ленин жил и работал в Москве. Его личная квартира и рабочий кабинет размещались в Кремле, на третьем этаже бывшего здания Сената. Ленин избирался депутатом Моссовета.

Весной 1918 года правительство Ленина начало борьбу против оппозиции закрытием анархистских и социалистических рабочих организаций, в июле 1918 года Ленин руководил подавлением вооруженного выступления левых эсеров.

Противостояние ужесточилось в период гражданской войны, эсеры, левые эсеры и анархисты, в свою очередь, наносили удары по деятелям большевистского режима; 30 августа 1918 года было совершено покушение на Ленина.

С окончанием Гражданской войны и прекращением военной интервенции в 1922 году начался процесс восстановления народного хозяйства страны. С этой целью по настоянию Ленина "военный коммунизм", продовольственная развёрстка была заменена продовольственным налогом. Ленин ввёл так называемую новую экономическую политику (НЭП), разрешившую частную свободную торговлю. В то же время он настаивал на развитии предприятий государственного типа, на электрификации, на развитии кооперации.

В мае и декабре 1922 года Ленин перенес два инсульта, однако продолжал руководить государством. Третий инсульт, последовавший в марте 1923 года, сделал его практически недееспособным.

Владимир Ленин скончался 21 января 1924 года в подмосковном посёлке Горки. 23 января гроб с его телом был перевезён в Москву и установлен в Колонном зале Дома Союзов. Официальное прощание проходило в течение пяти дней. 27 января 1924 года гроб с забальзамированным телом Ленина был помещён в специально построенном на Красной площади Мавзолее по проекту архитектора Алексея Щусева. Тело вождя находится в прозрачном саркофаге, который был изготовлен по планам и чертежам инженера Курочкина — создателя рубинового стекла для кремлевских звезд.

В годы советской власти на различных зданиях, связанных с деятельностью Ленина, были установлены мемориальные доски, в городах установлены памятники вождю. Были учреждены: орден Ленина (1930), премия имени Ленина (1925), Ленинские премии за достижения в области науки, техники, литературы, искусства, архитектуры (1957). В 1924-1991 годах в Москве работал Центральный музей Ленина. Именем Ленина был назван ряд предприятий, учреждений и учебных заведений.

В 1923 году ЦК РКП(б) создал Институт В. И. Ленина, а в 1932 году в результате его объединения с Институтом Маркса и Энгельса был образован единый Институт Маркса — Энгельса — Ленина при ЦК ВКП(б) (позднее он стал называться Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС). В Центральном партийном архиве этого института (ныне — Российский государственный архив социально-политической истории) хранится более 30 тысяч документов, автором которых является Владимир Ленин.

Ленин на Надежде Крупской, которую знал еще по петербургскому революционному подполью. Они обвенчались 22 июля 1898 года во время ссылки Владимира Ульянова в село Шушенское.

Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников

Накануне

Целых десять недель Ленин вел жизнь отверженного, скрываясь под чужим обликом, благодарный людям, согласившимся его приютить, обеспечить ему безопасность. Этих людей он прежде не знал и, переступая порог их дома, впервые с ними встречался. Его прятали рабочие, крестьяне, депутат финляндского сейма, шеф полиции Гельсингфорса. В Выборге Ленин остановился в квартире местного журналиста по фамилии Латукка. Как и прежде, он не выходил из дома, сам себе готовил еду и прочитывал все газеты, которые хозяин был в состоянии ему достать. Заточение становилось Ленина все более невыносимым.

Как только Шотман услышал, что Ленин в Выборге, он сел в первый попавшийся поезд на Выборг и примчался к Ленину, в квартиру, где тот прятался. Ленин был в гневе. Не успел Шотман и рта раскрыть, как тот выпалил ему в лицо:

Это правда, что Центральный Комитет запретил мне появляться в Петрограде?

Шотман отвечал, что такое распоряжение отдано, но как мера предосторожности, в целях безопасности для жизни Ленина. Но Ленин потребовал письменного подтверждения, что распоряжение действительно имело место. Шотман взял лист бумаги и написал: «Я, нижеподписавшийся, подтверждаю, что Центральный Комитет Российской социал-демократической партии (большевистская фракция) на собрании (такого-то числа) принял решение не допускать товарища Ленина в Петроград, пока не будут получены дальнейшие указания».

Когда Шотман писал свои воспоминания, он не смог вспомнить, какого числа происходило собрание, зато у него с предельной ясностью запечатлелось в памяти, что Ленин был в неистовстве из-за вынужденного своего бездействия - ведь он только себя видел в роли вождя революции, и больше никого.

Ленин взял у Шотмана требуемую бумагу, аккуратно сложил ее вчетверо и принялся, засунув большие пальцы в карманы жилета, взволнованно мерить шагами комнату, сердито при этом бормоча: «Я этого не потерплю! Я этого не потерплю!»

Позже, чуть успокоившись, он буквально засыпал Шотмана вопросами: что происходит в Петрограде? Что говорят рабочие? Как обстоят дела в армии и среди матросов? Он показал Шотману статистические таблицы, которые сам старательно составил, чтобы продемонстрировать невероятный рост большевистского влияния не только в среде рабочих, но и буржуазии. Тоном абсолютно убежденного в своей правоте человека Ленин сказал: «Страна за нас. Вот почему наша основная задача в данный момент - немедленная мобилизация всех сил для того, чтобы захватить власть».

Шотман возразил ему, заметив, что вряд ли большевики будут действительно способны взять власть, так как среди них нет специалистов, знающих, как работает государственная машина.

Абсолютная чепуха! - воскликнул Ленин. - Любой рабочий может стать министром, поучившись этому ремеслу несколько дней. Никаких особых способностей тут не требуется. Не надо даже вникать в механизм работы государственной машины. Эту функцию будут выполнять специалисты, которым придется на нас поработать!

Шотман был слегка обескуражен. Для Ленина все было так легко и просто! Сам Шотман придерживался мнения, что управление государством, страной - сложнейшее дело, требующее знаний. Он спросил, что Ленин посоветует делать с деньгами после того, как с приходом новой власти «керенки» уже не будут в ходу.

Нет ничего проще, - отвечал Ленин. - Мы напечатаем новые купюры на типографских станках, на тех, что печатают газеты. Через несколько дней у нас будут миллионы новеньких банкнот.

Да, но любой фальшивомонетчик сможет с легкостью их подделывать.

Тогда мы придумаем сложный рисунок для наших купюр. И вообще, это дело специалистов. Не стоит даже это обсуждать.

И он заговорил о том, что все это дела второстепенной важности, что главное - выпустить декреты, которые расположат к большевикам народ, заставят признать в них свое, народное правительство. А дальше все произойдет автоматически. Прежде всего Ленин положит конец войне, и армия тут же перейдет на его сторону. Затем он отберет земли у помещиков, у церкви, у богатых и раздаст их крестьянам; тогда и крестьяне перейдут на его сторону. Заводы и фабрики также будут отобраны у капиталистов и переданы в руки рабочих.

И кто тогда захочет пойти против нас? - сказал Ленин. - Шотман впоследствии вспоминал, что, произнеся эти слова, Ленин поглядел на него в упор и вдруг подмигнул левым глазом, чуть заметно улыбнувшись. - Само собой разумеется, - продолжал Ленин, - что мы должны выбрать подходящий момент и нанести удар. От этого зависит все!

Прощаясь с Шотманом, Ленин велел ему изыскать любые возможности для своего возвращения в Петроград.

Он провел в Выборге около двух недель. Все это время он был в страшном напряжении и беспокойстве. По всей вероятности, Центральный Комитет не устраивала ленинская интерпретация событий. «Кризис назрел…» - настаивал Ленин. Надо ударить сейчас. Нельзя терять ни минуты. Он громил Центральный Комитет за бездействие, обвинял в предательстве. Он даже заявлял, что ему придется подать прошение о выходе из Центрального Комитета и «оставить за собой свободу агитации в низах партии и на съезде партии». Он никогда не признавал полумер, это было не в его характере, поэтому неудивительно, что «нерасторопность» товарищей по партии вызывала в нем такую болезненную реакцию.

Как раз в это время председатель Областного исполнительного комитета армии, флота и рабочих Финляндии Смилга получает от Ленина инструкцию готовиться к вооруженному восстанию в Финляндии. Находясь там, Ленин мог совершать короткие поездки по стране, не нуждаясь в опеке Центрального Комитета. Пользуясь случаем, он попросил Смилгу снабдить его удостоверением личности на бланке Областного исполнительного комитета, обязательно за подписью председателя, с надлежащей печатью, и чтобы оно было напечатано на машинке или написано четким, разборчивым почерком. В нем он должен был именоваться Константином Петровичем Ивановым. Удостоверение должно было одновременно служить своего рода поручительством в том, что председатель Областного исполнительного комитета полностью берет на себя ответственность за этого товарища и требует, чтобы все Советы, - Выборгский Совет рабочих и солдатских депутатов, равно как и все остальные, - полностью ему доверяли и в любое время оказывали всякую необходимую помощь. Ленин объяснил, что такой документ ему нужен на случай непредвиденных обстоятельств, конфликтов и нежелательных встреч, которые, по его словам, были возможны. Представляется, что Ленин стремился тогда заручиться поддержкой вооруженных рабочих и солдат напрямую, минуя Центральный Комитет, поскольку он не был уверен в перевесе своего мнения в нем.

Находясь в выборгском подполье, Ленин писал очередную работу. Название говорит само за себя: «Удержат ли большевики государственную власть?» У него не было и тени сомнения в том, что большевики власть удержат. Пункт за пунктом он разбивает все возражения, выдвигаемые его оппонентами. Еще недавно он растолковывал Шотману, что нет ничего проще, чем контролировать функции государственного аппарата. Однако теперь он уже не столь оптимистичен. В новой работе он признает, что это как раз одна из наиболее трудных задач, которая встанет перед победившим пролетариатом. В своем труде «Государство и революция» Ленин воспел разрушение существующего строя; это был своего рода гимн уничтожению государства. Теперь же он заметно меняет свою точку зрения, что видно, например, из отрывка, в котором речь идет о банках. Вот что он говорит по этому поводу: «… Отсечь то, что капиталистически уродует этот превосходный аппарат, сделать его еще крупнее , еще демократичнее, еще всеобъемлющее», - иными словами, создать единый государственный банк. При социализме все будет полностью монополизировано государством. Каждый получит рабочую книжку, в которой будет учитываться его мера труда на благо государства. В прошлом рабочие книжки были «документом „низших“ сословий, свидетельством наемного рабства», теперь же к ним отношение изменится, они станут свидетельством того, что в новом обществе нет больше «рабочих», но зато и нет никого, кто бы не был «работником ». Банки, фабрики, учебные заведения, опытные станции, все технические службы будут находиться под контролем государства, которое будет управлять ими централизованно. Специалисты разных профилей будут хорошо оплачиваться, но, если они не оправдают доверия революционного правительства, они не получат никаких «продуктов продовольствия вообще». Словом, основываясь вот на таких примитивных постулатах, Ленин собирался создать новый общественный строй.

Кое-где в своей работе он допускает замечания автобиографического характера. Некоторые из них весьма любопытны. В приведенном ниже отрывке он признается в том, что о голоде знает со слов других людей, поскольку ему самому голодать не приходилось, и из-за этого ему, как теоретику, трудно вообразить, что переживали голодающие народные массы. Он пишет: «О хлебе я, человек, не видавший нужды, не думал. Хлеб являлся меня как-то сам собой, нечто вроде побочного продукта писательской работы. К основе всего, к классовой борьбе за хлеб, мысль подходит через политический анализ необыкновенно сложным и запутанным путем».

Странное признание. Оно как-то выпадает из общего контекста ленинской работы, целью которой было дать отпор газете «Новая Жизнь», редактируемой Горьким. Поводом полемики послужило высказанное в газете мнение, что, если большевики и победят с помощью вооруженного восстания, власть удержать они не смогут.

Статья Ленина «Удержат ли большевики государственную власть?» последовательно содержит целый ряд его соображений на эту тему. Тон спокойный, с налетом некоторого добродушия. Нет характерного него напора. Но, едва закончив эту работу, он пишет срочное письмо, адресуя его в Центральный Комитет и большевикам Петрограда и Москвы, - «Письмо в ЦК, МК, ПК и членам Советов Питера и Москвы большевикам», в котором призывает к немедленному восстанию. «Большевики… должны взять власть тотчас . Этим они спасают и всемирную революцию… - заявляет он. - Медлить - преступление». Он выдвигает такой лозунг: «…Власть Советам, земля крестьянам, мир народам, хлеб голодным». Заканчивает письмо он пацифистской фразой совсем не в духе вождя революции, зовущего к немедленному выступлению: «Победа обеспечена, и на девять десятых шансы, что бескровно». Письмо было написано 14 октября. Но Центральный Комитет все еще не решался поднимать восстание.

Зато наконец-то решено было возвратить Ленина в Петроград. Стали думать, где его поселить. Выбор пал на квартиру Маргариты Фофановой на четвертом этаже дома на Сердобольской улице, 1. Хозяйка квартиры работала у солидного издателя в редакции, и хотя она с девятнадцати лет являлась активнейшим, боевым членом партии, никому и в голову не могло прийти, что она способна укрывать у себя дома опасного революционера. Фофанова заблаговременно отправила детей к своим родителям в деревню, а сама осталась в квартире одна, готовая в любой момент встретить постояльца, в парике и очках, похожего - ни дать ни взять - на самого обыкновенного пожилого учителя музыки.

Фофанова писала в своих воспоминаниях, что он появился в пятницу. Официальные советские биографы Ленина упорно считают, что Ленин прибыл из Финляндии в субботу, 20 октября. Наверное, не так важно, когда он на самом деле приехал, в пятницу или в субботу, но вряд ли Фофанова могла перепутать - ведь для нее это был знаменательный день, который должен был запомниться на всю жизнь. Ленин просил Фофанову все время помнить, что он Иванов, и называть его только Константином Петровичем. По его просьбе она должна была каждое утро около одиннадцати часов, когда он по обыкновению завтракал, приносить ему свежие газеты. Кроме того, он строго-настрого наказал ей следить, чтобы на нем в ее присутствии всегда был парик. Он не выходил из дома и сторонился окон. Только на второй день после приезда он внимательно осмотрел балкон в одной из комнат на тот случай, если ему придется бежать через балкон и спускаться по водосточной трубе. Он давно взял за правило, поселяясь в очередной конспиративной квартире, сразу же ознакомиться с планом первого этажа и хорошо его запомнить. Квартиру Елизаровых на Широкой обыскивали трижды, а это значило, что за ним все еще шла охота.

Ленин продолжает настаивать на необходимости вооруженного восстания, повторяя известные слова Петра Великого: «Промедление смерти подобно». Волнения по поводу сепаратного мира между Германией и Великобританией отошли на задний план, так же как и ожидания, связанные с бунтом на кораблях германского флота. Но тут вдруг стало известно, что в Турине вспыхнула забастовка - о ней коротко сообщалось в газетах. В воображении Ленина обычная забастовка разрослась до размеров массового выступления, грозящего охватить всю Италию. Для него это было еще одним явным признаком надвигающейся социалистической революции, которая должна была объять весь мир. А раз так, то нельзя было терять ни минуты, надо было действовать, пока враг не успел перегруппировать свои силы.

21 октября он пишет небольшую статью об искусстве вооруженного восстания под ироническим заголовком: «Советы постороннего» - таковым он себя и чувствовал, лишенный возможности активно участвовать в революционной борьбе, утративший роль главного вождя революции. Развивая Маркса, в этой статье он перечислил пять правил, следуя которым, по его мнению, можно добиться победы в вооруженном восстании. Вот они:

«1) Никогда не играть с восстанием, а, начиная его, знать твердо, что надо идти до конца .

2) Необходимо собрать большой перевес сил в решающем месте, в решающий момент, ибо иначе неприятель, обладающий лучшей подготовкой и организацией, уничтожит повстанцев.

3) Раз восстание начато, надо действовать с величайшей решительностью и непременно, безусловно переходить в наступление . „Оборона есть смерть вооруженного восстания“.

4) Надо стараться захватить врасплох неприятеля, уловить момент, пока его войска разбросаны.

5) Надо добиваться ежедневно хоть маленьких успехов (можно сказать: ежечасно, если дело идет об одном городе), поддерживая, во что бы то ни стало, „моральный перевес“ .»

С точки зрения Ленина, единственное, что требовалось, - это чтобы флот, армия и рабочие окружили Петроград, отрезав его от всей остальной России, и тогда победа большевикам обеспечена. Он все еще свято верил в то, что русская революция станет предвестницей мировой революции. «Успех и русской и всемирной революции зависит от двух-трех дней борьбы», - писал он.

В ночь на 23 октября в изысканно обставленной квартире на Карповке было принято окончательное решение о начале революции, той самой, что должна была потрясти весь мир.

Дело происходило в квартире Николая Суханова, находившегося в ту ночь совсем в другом месте и ни о чем не ведавшего. Он узнал об этом много дней спустя. «История сыграла со мной веселую шутку, - писал он. - Подумать только, совещание, на котором было принято окончательное решение, происходило у меня на квартире (Карповка, 32, квартира 31) и без моего ведома».

Тайное совещание было инициировано Лениным, организовал его Свердлов, за сутки до этого уведомив о нем участников. Оно началось вечером и закончилось через десять часов. Из двадцати четырех членов Центрального Комитета присутствовали двенадцать человек: Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Свердлов, Дзержинский, Сталин, Урицкий, Бубнов, Сокольников, Ломов и Александра Коллонтай. Протокол заседания вела Варвара Яковлева, а жена Суханова разносила чай с бутербродами. Ленин явился последним. Он был в своем неизменном парике и в очках с тяжелой оправой. Яковлева сочла, что он был похож на лютеранского священника. Большинство из присутствовавших тоже изменили свой облик. Даже Зиновьев сбрил свою густую, роскошную бороду. Поскольку встреча должна была храниться в полной тайне, секретарю собрания было велено делать очень краткие записи выступлений. Но, судя по всему, она вообще прекратила вести записи вскоре после того, как совещание началось.

Свердлов, избранный председателем, выступал первым. Он начал с доклада о положении дел в большевистских организациях в провинциальных городах и на фронтах. Видно, Ленин неплохо его подготовил - Свердлов говорил то, что Ленин от него ждал. Он рассказывал о каких-то скрытых симптомах контрреволюционного заговора, намечавшегося в Минске, «где готовят новую корниловщину». Минск будто бы обложен казачьими полками, которые собираются взять его, а взяв, истребить в городе всех большевиков. Далее из записей Яковлевой следует, что будто бы между штабом армии и военным командованием в Петрограде ведутся какие-то подозрительные переговоры. Видимо, кто-то из присутствовавших задал докладчику вопрос, существуют ли документы или фактические подтверждения того, что готовится в Минске, потому что есть такая запись: «Нет никаких документов. Их можно будет получить, захватив штаб, что в Минске технически вполне возможно; в таком случае местный гарнизон сможет разоружить войска, стоящие за городом. Вся артиллерия дислоцируется в пинских болотах». Доклад был не по делу, отвлеченный, и помимо предупреждения о надвигающейся угрозе новой корниловщины ничего важного не содержал. Основная тема - поднимать ли вооруженное восстание или отложить его на неопределенное время - в докладе Свердлова не была затронута вообще.

Затем слово взял Ленин. И то, что он сказал, было как раз то самое важное, самое неотложное, самое страшное и - самое простое. Он требовал, ни много ни мало, как сейчас же, немедленно, выступить с оружием в руках, в крайнем случае, завтра, послезавтра, но не позже. Он снова был в роли обвинителя. Не пытаясь ничего смягчать, он дал понять, что, по его мнению, Центральному Комитету элементарно не хватает смелости и дальновидности. С начала сентября революционная активность заметно снизилась, упущено время, что совершенно недопустимо, заявил он. Пришел час выработать детальный план боевых действий и осуществить революцию, потому что массы устали от бесконечных обещаний и резолюций; они рвутся в бой под лозунгом: „Вся власть Советам!“ Проволочки немыслимы, поскольку именно в данный момент международная обстановка работает на большевиков. Еще в июле большевики могли взять власть, но они не смогли бы ее удержать. Теперь же массы поддерживают большевиков, назрел момент сменить власть.

Он хотел, чтобы революция произошла до того, как соберется Учредительное собрание, так как допускал, что Учредительное собрание «будет не за нас». Более того, он вынужден был признать, что массы стремительно теряют интерес к революционной борьбе. Он возлагал большие надежды на солдат, которые, по его словам, все еще были полны революционного пыла. Казалось, он пытался внушить мысль, что революция может начаться, например, в Минске, в центре расположения войск Западного фронта, оттуда волной прокатиться по всей стране, а дальше остановить ее уже будет невозможно, как природную стихию.

Ленин был зол, близок к отчаянию. Он ледяным тоном упрекал товарищей в том, что они не поняли, насколько опасно затягивать вооруженное восстание. Это относилось ко всем без исключения членам Центрального Комитета. Троцкий назвал приблизительную дату восстания - «не позднее двадцать пятого октября»; в тот день должен был состояться 2-й съезд Советов. Ленин язвительно спросил, при чем тут 2-й съезд Советов и какое он имеет отношение к намеченным событиям; вряд ли он состоится, если к тому моменту большевикам не удастся завоевать власть. Он не был склонен недооценивать силы противника. Ведь ничто не помешает Керенскому стянуть контрреволюционные войска к Петрограду, окружить столицу - и тогда революция будет задушена на корню. «Мы не смеем выжидать, мы не смеем затягивать», - твердил Ленин, и члены Центрального Комитета ощущали, какой напор, воля и мощь исходили от этого человека; в нем кипела бешеная внутренняя энергия, которая искала выхода, била через край.

Урицкий мягко ему возразил, сказав, что бессмысленно обсуждать план боевых действий при отсутствии боевых средств. Петроградские рабочие имели в своем распоряжении сорок тысяч ружей, но для победы этого было мало. По этому поводу в Петроградском Совете уже было проведено не одно совещание, принято множество резолюций, но ничего не было сделано. Виной тому, считал Урицкий, была общая неорганизованность. Требовалась единодушная, осознанная решимость выступить. На этом месте Яковлева прекратила вести запись речи Урицкого, возможно, он на том и закончил. Нам остается только догадываться, какой разнос ему устроил Ленин.

Потом говорил Дзержинский. Он предложил сформировать Политическое бюро, которое осуществляло бы постоянный контроль над решениями партии. Его предложение было принято. Политбюро было избрано в составе семи человек; в него вошли Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сталин, Сокольников и Бубнов.

Всю ту долгую ночь, пока шло совещание, Ленин постоянно возвращался к разговору о том, когда должно быть поднято восстание. Он был в состоянии холодной, тихой ярости и требовал, чтобы все единодушно приняли решение о точной дате восстания или, по крайней мере, более или менее точной дате, поскольку политическая ситуация быстро менялась и могли быть неожиданности. К его удивлению выяснилось, что ближайшие его соратники, члены ЦК Зиновьев и Каменев, колебались. Более того, они вообще не были уверены в том, что восстание необходимо. До конца своих дней они будут помнить его едкую отповедь и как он назвал их «предателями революции».

Наконец, состоялось голосование. Десятью голосами против двух было решено, что момент для вооруженного выступления настал. Расправив лист бумаги, вырванный из ученической тетради, карандашом с обгрызенным концом Ленин записал резолюцию, одобренную большинством членов Центрального Комитета. К этому часу он уже был слишком утомлен, а может быть, так сильно расстроен «предательством» ближайших своих друзей, что ему было не до стилистических красот принятого документа. Неудивительно поэтому, что он получился сырой, невыразительный. В первом абзаце без особой последовательности указываются причины, побудившие партию поднять восстание. Тут же бросается в глаза откровенно грубое измышление (и не единственное), заключенное в словах: «…Несомненное решение русской буржуазии и Керенского с К? сдать Питер немцам…» Во втором абзаце корявым слогом записано решение о неизбежности восстания и назревшем моменте.

Документу этому, нацарапанному на листке из школьной тетради, предстояло стать одним из самых могучих, судьбоносных документов XX века наряду с ленинскими «Апрельскими тезисами». С этого клочка бумаги и начнется новая революция. Вот его текст:

«ЦК признает, что как международное положение русской революции (восстание во флоте в Германии, как крайнее проявление нарастания во всей Европе всемирной социалистической революции, затем угроза мира империалистов с целью удушения революции в России), - так и военное положение (несомненное решение русской буржуазии и Керенского с К? сдать Питер немцам), - так и приобретение большинства пролетарской партией в Советах, - все это в связи с крестьянским восстанием и с поворотом народного доверия к нашей партии (выборы в Москве), наконец, явное подготовление второй корниловщины (вывод войск из Питера, подвоз к Питеру казаков, окружение Минска казаками и пр.), - все это ставит на очередь дня вооруженное восстание.

Признавая таким образом, что вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело, ЦК предлагает всем организациям партии руководиться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы (съезда Советов Северной области, вывода войск из Питера, выступления москвичей и минчан и т. д.)».

Таково было содержание секретной прокламации, сочиненной Лениным ранним утром 23 октября 1917 года и одобренной членами ЦК после утомительных споров, длившихся десять часов. Эта резолюция - призыв Ленина ко всем своим сторонникам. Пожалуй, ее стоит прочесть повнимательней, и не только потому, что мы знаем, какие она имела далеко идущие последствия, но еще и потому, что она дает нам ключ к пониманию того, чем были заняты мысли Ленина накануне Октябрьской революции.

В первом абзаце он называет ряд моментов, по его мнению, свидетельствовавших о том, что обстановка в мире складывается в пользу революции. Весьма интересно, что он придает такое огромное значение восстанию во флоте в Германии, открывая им перечень моментов, якобы играющих на руку большевикам, определяя его «как крайнее проявление нарастания во всей Европе всемирной социалистической революции». Действительно, мятеж был - в сентябре 1917 года на военной базе в Вильгельмсхафене взбунтовались два, а может быть, три корабля, но он был тут же подавлен, а мятежники казнены на месте. Второй момент, на который он ссылается, звучит и вовсе фантастически. Ленин все еще верил, хотя, возможно, и делал вид, что верит, в угрозу сепаратного мира между союзниками и Германией, целью которого должно было стать удушение революции в России. При этом он явно имел в виду грядущую пролетарскую революцию, а отнюдь не Февральскую, уже свершившуюся. Ленин твердил, что немцы, равно как и союзники, вот-вот прекратят войну, чтобы затем вместе обрушиться на Петроград и Советы. Если он и впрямь верил в такой поворот событий, то мы вправе его упрекнуть в пренебрежении к исторической истине: в разгар смертельной схватки какое было дело немцам или союзникам, будут или не будут существовать в Петрограде какие-то Советы, и откуда политикам Германии и стран Антанты было знать, что такое Советы и что они превратятся в органы власти, когда победят большевики.

Далее: где доказательства того, что Керенский намеревался сдать Петроград немцам? Напротив, он был за то, чтобы продолжать войну, пока хватит человеческих сил; именно за твердую настроенность Керенского продолжать военные действия, несмотря на волнения в российской армии, большевики обвиняли его в разжигании войны. Ленин отлично знал, что не было никакого несомненного решения русской буржуазии и Керенского с К° сдать Питер немцам. По мере того как немцы все ближе подходили к Петрограду, упорнее распространялись другие слухи, что столица из Петрограда будет перенесена в Москву. Большевики, и главным образом, Троцкий, воспользовавшись этими слухами, заклеймили Керенского как главу правительства «национальной измены», замыслившего контрреволюционный переворот. Таким образом, в целях пропаганды Керенского уличали, с одной стороны, в том, что он ради победы над Германией готов проливать русскую кровь до последней капли, а с другой - что он, как изменник, того гляди сдастся немцам. Как ни странно, эта пропаганда работала, хотя правды в ней не было ни на грош.

И наконец, четвертый довод, который Ленин приводит в доказательство того, что обстановка способствует большевистской революции, - он заключается в следующих его словах: «приобретение большинства пролетарской партией в Советах». Так оно и было: в сентябре большевики получили большинство в Петроградском Совете, а через несколько дней после этого и в Московском Совете. Ленин был совершенно прав, утверждая, что в народном сознании произошел поворот в сторону большевиков, а также и в том, какую важную роль в тот момент могли сыграть крестьянские волнения, прокатившиеся по стране. Не исключена была и опасность второй корниловщины.

Рукопись резолюции Ленина, принятой на заседании ЦК РСДРП (б) 23 октября 1917 г., - этому листку из школьной тетради предстояло стать одним из судьбоносных документов XX в., с этого клочка бумаги началась Октябрьская революция.

В самом деле, прелюбопытный это документ, в нем явь соседствует с фантазией, вероятность с неправдой, домыслом, огромная надежда с отчаянием. Эта бумага, резолюция, прокламация, - была написана человеком, пребывавшим в те часы в состоянии крайнего нервного возбуждения, человеком, посвятившим жизнь мечте о грядущей всемирной революции, почву для которой он находил в сочинениях Нечаева, Бакунина, Маркса. «…Вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело» - эту фразу Ленин много раз повторял в течение лета и осени семнадцатого года. Она является ключевой и в этой секретной резолюции.

И все-таки были люди, которые до последнего момента противились осуществлению ленинского плана. Они слишком хорошо помнили уроки июльских событий. Не только Каменев с Зиновьевым, нашлись и другие, оспаривавшие логическую необходимость вооруженного восстания, поскольку, по их мнению, население к нему не было готово, народу было не до того. Ну хорошо, рассуждали они, предположим, что Керенский с его правительством исчезнут с политической арены, власть перейдет в руки Петроградского Совета, но надолго ли? И с какой целью? Чтобы установить диктатуру пролетариата? А не будет ли это диктатурой одного человека? На беду вконец отчаявшегося народа ответов на эти вопросы в преддверии той суровой, трагической для России зимы не было.

Тем не менее Зиновьев и Каменев в ответ на резолюцию, предложенную Лениным, написали свое возражение, в котором вполне обоснованно критиковали позицию Ленина по вопросу о вооруженном восстании. С их точки зрения, для немедленного выступления не было никаких оснований, да и надежд на то, что оно кончится победой, тоже не было. Верно, что большевики преобладали в Советах, но крестьян было куда больше, и почти все они входили в партию социалистов-революционеров. Ленин заявил, что большинство русского народа и большая часть международного пролетариата жаждут революционного выступления; Зиновьев и Каменев заверяли, что это далеко не так, что это ошибочное мнение. К тому же у рабочих нет никакого желания выйти на улицы, чтобы сражаться за новую власть. Этой власти они не хотят и не возлагают на нее своих надежд. Вот что писали Каменев с Зиновьевым, эта парочка отколовшихся:

«Силы пролетарской партии, разумеется, очень значительны. Но решающий вопрос заключается в том, действительно ли среди рабочих и солдат столицы настроение таково, что они сами видят спасение уже только в уличном бою, рвутся на улицу. Нет. Этого настроения нет. Сами сторонники выступления заявляют, что настроение трудящихся и солдатских масс отнюдь не напоминает хотя бы настроения перед 3 июля. Существование в глубоких массах столичной бедноты боевого, рвущегося на улицу настроения могло бы служить гарантией того, что ее инициативное выступление увлечет за собой и те крупнейшие и важнейшие организации (железнодорожные и почтово-телеграфные союзы и т. п.), в которых влияние нашей партии слабо. Но так как этого настроения нет даже на заводах и в казармах, то строить здесь какие-либо расчеты было бы самообманом».

Оба они, и Зиновьев, и Каменев, были революционерами с большим стажем. Зиновьев в течение многих лет был близким другом Ленина. Их подробное, обоснованное обращение к партии с предложением отложить восстание вовсе не было актом предательства; они не думали переметнуться на сторону врага. Они надеялись, что наступит более удачный момент для революции. Привлечь внимание большевиков к своему обращению Зиновьев и Каменев могли, лишь напечатав его в каком-нибудь органе, и они решились на отчаянный шаг: они передали его текст в меньшевистскую газету «Новая жизнь». Обращение было напечатано в утреннем выпуске газеты 31 октября. Ленин понятия не имел о существовании этого документа, пока кто-то не прочел ему напечатанный текст утром того же дня. Ленин вскипел, он был в бешенстве и грозил разорвать с Зиновьевым и Каменевым все товарищеские отношения, исключить их из партии. Особенно его возмутило то, что они критиковали резолюцию Центрального Комитета, не предназначенную для печати, и притом в непартийной газете. Они посмели заявить, что в восстании нет необходимости, что власть к большевикам и так придет через Учредительное собрание. «Ну и пусть основывают новую партию из кандидатов в Учредительное собрание», - презрительно бросил он. Он считал их изменниками, хуже, чем изменниками. Они не признавали его авторитет вождя партии, и это глубоко задевало его. С камнем на сердце он писал:

«Трудное время. Тяжелая задача. Тяжелая измена.

И все же таки задача будет решена, рабочие сплотятся, крестьянское восстание и крайнее нетерпение солдат на фронте сделают свое дело! Теснее сплотим ряды, - пролетариат должен победить!»

Но слово было не за ним. Вот уже несколько дней заседал Военно-революционный комитет во главе с Троцким. Они принимали решение. Через шесть дней был дан сигнал к выступлению.