Тяжелый быт солдат в годы Первой мировой войны (27 фото). Военная реформа Петра I Историческое значение военных реформ

В годы Первой мировой войны солдатам приходилось сражаться в очень непростых условиях. Одни армии испытывали проблемы с питанием, другие не могли возводить качественные фортификационные сооружения, потери третьих увеличивались из-за болезней и антисанитарии, а некоторые страдали от всего сразу. Обо всем этом бытовом ужасе нам поведает данный пост.

Противостоявшие русским немцы и австрийцы налаживали фронтовой быт с немецкой основательностью. Например, их бараки в ближнем тылу были оборудованы не "парашами" а специальными уборными.
Были даже переносные туалеты, прообразы современных дачных биотуалетов - этакие ящики с ручками, которые можно было оттащить, например, на середину цветущего луга, как это описано у Ремарка.
Что же касается окопов, то, к примеру, газета "Русское слово" от 20 июля 1916 года приводила такой рассказ одного из фронтовиков:
"Я оглянул взятый окоп и глазам не верю. Неужели мы взяли эти укрепления? Ведь это же не окоп, - это настоящая крепость. Все - железо, бетон. Понятно, что сидя за такими твердынями, австрийцы считали себя в полной безопасности.
Жили в окопах не по-домашнему лишь, а по-семейному. В десятках окопов, по занятии их, мы находили в каждом офицерском отделении много дамских зонтиков, шляп, нарядных модных пальто и накидок. В одном полковом штабе взяли полковника с женою и детьми".

Будущий маршал Василевский так говорил об оборонительных позициях врага: "Были оборудованы гораздо лучше - добротные блиндажи, окопы укреплены матами из хвороста, на некоторых участках укрытия от непогоды. Российские солдаты, к сожалению, таких условий не имели.
От дождя, снега, заморозков они спасались под своей шинелью. В ней и спали, подстелив под себя одну полу и накрывшись другой".
А вот как рассказывал про немецкий быт на фронте сбежавший из плена некий рядовой Василисков: "Бяда, хорошо живут черти. Окопы у них бетонные, как в горницах: чисто, тепло, светло. Пишша - что тебе в ресторантах. У каждого солдата своя миска, две тарелки, серебряная ложка, вилка, нож. Во флягах дорогие вина..."

Впрочем, и австрийское, и немецкое общество оставалось в те годы тоже во многом сословным. Описанные "маленькие радости" окопной жизни, как пишет историк Елена Сенявская, доставались в первую очередь высшим офицерам, потом низшим, потом унтер-офицерам и лишь в самой меньшей степени - солдатам.
Русская разведка, сообщая о плохом снабжении австрийских солдат, подчеркивала: "Офицеры были в изобилии снабжены консервами и даже вином. Когда на привале они начинали пиршествовать, запивая еду шампанским, голодные солдаты приближались к ним и жадно смотрели, когда же кто-нибудь из них просил дать хоть кусочек хлеба, офицеры отгоняли их ударами сабель".

А вот для сравнения воспоминание о жизни во французских окопах на Западном фронте, оставленное писателем Анри Барбюсом:
"Обозначаются длинные извилистые рвы, где сгущается осадок ночи. Это окопы. Дно устлано слоем грязи, от которой при каждом движении приходится с хлюпаньем отдирать ноги; вокруг каждого убежища скверно пахнет мочой.
Если наклониться к боковым норам, они тоже смердят, как зловонные рты. Из этих горизонтальных колодцев вылезают тени; движутся чудовищными бесформенными громадами, словно какие-то медведи топчутся и рычат. Это мы".

В результате настоящим бичом Первой мировой стал сыпной тиф, разносимый вшами. Эпидемии тифа нередко косили солдат даже в больших количествах, чем вражеские пули, а потом перекидывались и на гражданское население.
Так было, например, в Сербии в 1915 году и в погрузившейся в разруху после революции 1917 года России. Тифом болели и славившиеся своей чистоплотностью немцы, несмотря на появившиеся в войсках специальные дезинфекционные котлы-вошебойки, где одежду обдавали раскаленным паром.
Многие солдаты отказывались сдавать на обработку свои вещи, опасаясь их порчи, и во время отпусков приносили тиф из окопов домой. К 1919 году до 16% всего населения Германии переболело сыпным тифом.

На фронтах, проходивших по территории теплых стран, страдали от малярии - в 1916 году только на Салоникском фронте потери войск союзников по Антанте от этой болезни составили более 80 000 солдат, большинство из которых пришлось эвакуировать, а часть умерли.
Но помимо этих были и другие "профессиональные" болезни солдат Первой Мировой, хоть и не уносившие сразу в могилу, но крайне мучительные. Например, так называемый "синдром траншейной стопы", описанный медиками именно в 1914-1918 годах.

Для борьбы с сыростью в окопах англичане и французы на Западном фронте и немцы, на всех фронтах, активно использовали насосы, откачивавшие воду (правда, до тех пор, пока осколки или пули не выводил их из строя).
Но у русских такой сложной по тем временам техники (как и протянутых на фронт водопроводов с чистой водой вместо пропитанной испражнениями и трупным ядом) было мало.

Еще одна "спутница" солдатского быта - так называемая "Волынская" или "Окопная лихорадка", впервые описанная в окопах на Волыни в 1915 году, но мучившая солдат и на Западном фронте (в частности, этой болезнью переболел автор "Властелина колец" Джон Толкиен).
Как и тиф, окопную лихорадку разносили вши. И хотя солдаты от нее не умирали, но мучились до двух месяцев от тяжелых болей по всему телу, включая глазные яблоки.

Как пишет историк Михаил Кожемякин, "качество французского военного питания на разных этапах Первой мировой значительно различалось.
В 1914 - начале 1915 года оно явно не соответствовало современным стандартам, но потом французские интенданты догнали и даже перегнали иностранных коллег. Наверное, ни один солдат в годы Великой войны - даже американский - не питался так хорошо, как французский.
Главную роль тут сыграли давние традиции французской демократии. Именно из-за нее, как ни парадоксально, Франция вступила в войну с армией, не имевшей централизованных кухонь: считалось, что нехорошо заставлять тысячи солдат есть одно и тоже, навязывать им военного повара.
Потому каждому взводу раздавали свои комплекты кухонной утвари - говорили, что солдаты больше любят есть, то, что сами себе приготовят из набора продуктов и посылок из дома (в них были и сыры, и колбасы, и консервированные сардины, фрукты, джем, сладости, печенье). А каждый солдат - сам себе и повар.

Паек французских солдат с 1915 года был трех категорий: обычный, усиленный (во время боев) и сухой (в экстремальных ситуациях).
Обычный состоял из 750 граммов хлеба (или 650 граммов сухарей-галет), 400 граммов свежей говядины или свинины (или 300 граммов мясных консервов, 210 граммов солонины, копченого мяса), 30 граммов жира или сала, 50 граммов сухого концентрата для супа, 60 граммов риса или сушеных овощей (обычно фасоли, гороха, чечевицы, "сублимата" картофеля или свеклы), 24 граммов соли, 34 граммов сахара. Усиленный предусматривал «прибавку» еще 50 граммов свежего мяса, 40 граммов риса, 16 граммов сахара, 12 граммов кофе.

Все это, в целом, напоминало русский паек, отличия состояли в кофе вместо чая (24 граммов в день) и спиртных напитках. В России получарка (чуть более 70 граммов) спиртного солдатам до войны полагалась только по праздникам (10 раз в год), а с началом войны был и вовсе введен сухой закон.
Солдат французский тем временем выпивал от души: вначале ему полагалось 250 граммов вина в день, к 1915 году - уже пол-литровая бутылка (или литр пива, сидра).
К середине войны норма спиртного была увеличена еще в полтора раза - до 750 граммов вина, чтобы солдат излучал оптимизм и бесстрашие настолько, насколько это возможно. Желающим также не возбранялось и прикупать вино на свои деньги, из-за чего в окопах к вечеру встречались солдаты, не вяжущие лыка.
Также в ежедневный паек французского воина входил табак (15-20 граммов), в то время, как в России на табак для солдат собирали пожертвования благотворители.

На фоне торжества французской военной гастрономии и даже русского, простого, но сытного общепит, а немецкий солдат питался более уныло и скудно.
Воюющая на два фронта сравнительно небольшая Германия в затяжной войне была обречена на недоедание. Не спасали ни закупки продовольствия в соседних нейтральных странах, ни ограбление захваченных территорий, ни государственная монополия на закупки зерна.
Широкое распространение получили суррогаты: брюква заменяла картофель, маргарин - масло, сахарин - сахар, а зерна ячменя или ржи - кофе. Немцы, кому довелось сравнить голод в 1945 году с голодом 1917 года, потом вспоминали, что в Первую мировую было тяжелее, чем в дни крушения Третьего Рейха.

Скудно питались и британские солдаты, которым приходилось везти продовольствие по морю (а там орудовали немецкие подводные лодки) или закупать провиант на месте, в тех странах, где шли военные действия (а там его не любили продавать даже союзникам - самим едва хватало).
В общей сложности за годы войны англичане сумели переправить своим частям, сражающимся во Франции и Бельгии, более 3,2 млн тонн продовольствия, чего, несмотря на поражающую воображение цифру, было недостаточно.

Как и немцы, британцы тоже начали использовать при выпечке хлеба добавки из брюквы и репы - муки недоставало. В качестве мяса нередко использовалась конина (убитые на поле боя лошади), а хваленый английский чай все чаще напоминал "вкус овощей".
Правда, чтобы солдаты не болели, англичане додумались баловать их каждодневной порцией сока из лимона или лайма, а в гороховый суп добавлять растущую вблизи фронта крапиву и другие полусъедобные сорняки. Также британскому солдату полагалось выдавать по пачке сигарет или унции табака в день.

Британец Гарри Патч - последний ветеран Первой мировой, умерший в 2009 году в возрасте 111 лет, так вспоминал тяготы окопной жизни:
"Однажды нас побаловали сливовым и яблочным повидлом к чаю, но галеты к нему были "собачьи". Печенье было так тяжело на вкус, что мы выкинули его.
И тут неизвестно откуда прибежали две собаки, чьих владельцев убили снаряды, начали грызться за наше печенье. Они сражались не на жизнь, а на смерть.
Я подумал про себя: "Ну, я не знаю... Вот двое животных, они сражаются за свою жизнь. А мы, две высоко цивилизованные нации. За что мы боремся здесь?"

Развитию стресса у русских солдат способствовала и невозможность снять его традиционным методом - с началом войны в стране был введен "сухой закон" (примечательно, что в германской и французских армиях алкоголь солдатам на фронте выделяли весьма щедро).
Поэтому при первой возможности добыть спиртное военные устраивали настоящие оргии. Публицист и психиатр Лев Войтоловский, заведовавший во время войны военно-полевым госпиталем, описывает душераздирающую картину, увиденную им в дни "Великого отступления" летом 1915 года в Полесье:
"Варынки, Васюки, Гарасюки... В воздухе пахнет сивушным маслом и спиртом. Кругом винокуренные заводы. Миллионами ведер водку выпускают в пруды и канавы.
Солдаты черпают из канав эту грязную жижу и фильтруют ее на масках противогазов. Или, припав к грязной луже, пьют до озверения, до смерти...
Во многих местах достаточно сделать ямку, копнуть каблуком в песке, чтобы она наполнилась спиртом. Пьяные полки и дивизии превращаются в банды мародеров и на всем пути устраивают грабежи и погромы. Пьянствуют все - от солдата до штабного генерала. Офицерам спирт отпускают целыми ведрами".

Прекрасно зная проблемы русских, немцы нередко устраивали провокации - известны случаи, когда они подбрасывали к русским позициям бутылки с отравленным спиртным и "дешево, надежно и практично" вымаривали целые роты.

Другим известным с древности способом "снятия стресса" на войне был секс. Но если предусмотрительные немцы подтягивали к фронту специальные передвижные бордели с проститутками - так называемые "Дома радости", то русским и тут было сложнее.
Немудрено, что резко возросло и количество венерических заболеваний. Количество переболевших "срамными" болезнями в годы войны в России оценивают в 3,6 миллиона мужчин и 2,1 миллиона женщин.

С. Бунтман ― Добрый вечер всем, 21 час и скоро 7 минут, мы в прямом с вами эфире. И у нас в гостях сегодня будет Александр Валькович, историк, и вы прекрасно знаете, сколько мы говорили с вами и о русской армии, и о французской армии мы говорили. У нас номер наполеоновский, вот этот апрельский, Наполеон, 100 дней. Но хотелось бы все-таки выяснить, вот кто эти люди, которые воевали. Не маршалы – хотя у маршалов безумно интересное, у наполеоновских и у наших, происхождение интересное и их путь. А вот, собственно, армия русская и французская, что она собою представляла, из кого состояла.

Александр Михайлович, я бы хотел открыть скобку, потому что нам после наших замечательных орденских чтений, я рассказывал здесь, когда Кибовский и Подмазо когда выступали, сидел весь цвет реконструкторский военно-исторический, это было замечательно, когда задавали вопросы из отдела оружия Исторического музея даже.

А. Валькович ― Сотрудники?..

С. Бунтман ― Да-да, и пытались прикинуть, можно ли определить тот или иной предмет. Увлекательная была.

У нас совсем другое будет 26 апреля, «Дилетантские чтения», у нас следующий номер будет, центральная тема будет Троцкий как демон революции или беспощадные ангелы революции. И вот Михаил Веллер, который очень много посвятил изучению и гражданской войны, и психологии гражданской войны, Михаил Веллер будет у нас в 19 часов там же в Историческом музее, в здании, где был Музей Ленина, там же будет в 19 часов. Так что билеты уже есть и в интернете на сайте музея, и в кассах. Как вам удобнее, так и покупайте. Не пропустите момент. Наверное, билетов останется мало уже к концу. Александр Михайлович, простите, это у нас дилетантские наши дела.

Так что же, сколько раз мы встречались с Наполеоном?

А. Валькович ― С Наполеоном мы встречались, если брать кампанию 1805-го года, 1806, 1807, 1812 год.

С. Бунтман ― Это собственно с Наполеоном.

А. Валькович ― Да.

С. Бунтман ― А до этого…

А. Валькович ― … итальянская и швейцарская кампания, да.

С. Бунтман ― Так что, и русская, и французская армии были разными в эти времена.

А. Валькович ― Да. И если мы говорим о революционных армиях…

Прежде всего, добрый вечер, дорогие слушатели.

С. Бунтман ― Да, да, я сегодня не дал даже поздороваться.

А. Валькович ― Революционная армия, если мы говорим, унаследовавшая армию старого порядка, если раньше собирали весь сор, как говорили, в обществе и строжайшей дисциплиной делали из них солдат…

С. Бунтман ― Неужели как в английской?

А. Валькович ― То же самое во Франции. Так же вербовали…

С. Бунтман ― В английской вообще сброд…

А. Валькович ― Веллингтон достаточно долго считал, несмотря на свои успехи.

С. Бунтман ― Ну да, джин – основа их патриотизма.

А. Валькович ― То могу сказать, что вот именно благодаря опасности, которая угрожала революционным преобразованиям, когда наконец наделили землей крестьян, то есть, я имею в виду те свободы, которые были объявлены – свобода, равенство, братство – волонтеры, которые вступали, хоть и плохо дисциплинированные, но тем не менее, вот этот, скажем, подъем национального духа, фактически революционная армия, это был цвет французского народа.

С. Бунтман ― Но наборы были, и принудительные наборы были.

А. Валькович ― Волны энтузиазма после поражений, после того, как наоборот французы выигрывали, не только отстаивали, но и расширяли свои владения, и установили так называемые природные границы Франции по Рейну и Альпам. Но вот в ту пору это действительно лучшая, и если мы вспомним выражение маршала Макдональда, когда они за обедом у французского короля восстановившегося, я имею в виду Бурбоны, Людовика ХVIII, его брат герцог сказал, что, как он относится к революции, он сказал, что революция – я служил в армии, и армия чиста от тех злодеяний, которые совершили, естественно, революционеры, и благодаря революции я стал генералом и маршалом и обедаю с вами. Ну, тот его потрепал – другого у него варианта не было.

Но могу сказать, что вот это чувство причастности к единому вдохновленному лучшими идеями и патриотизмом, и свобода, равенство, братство, и самоотверженность, которая была присуща революционной армии, все изменилось, когда уже фактически постепенно это изменения происходили. И подытожил эти изменения, когда уже не только отстаивали свою независимость, но и когда расширяли владения. И вот приказ генерала итальянской армии Наполеона, который говорил, что он поведет их в плодородные земли, и каждый из них обретет честь, славу и богатство. Вот произошла подмена, от самоотверженности стали стремиться к карьере, то есть, развитие честолюбия, к богатству. То есть, это единый организм стал кастой, закрытой кастой, которая служила и боготворила своего сначала генерала, а затем императора. И вот это поклонение ему и верность ему, несмотря на поражения, и в отличие от маршалов, которые были удивительно обогащены за службу Наполеону, устали от этих сражений и неудобств, то есть, офицерский корпус сохранял верность до конца. Поэтому изменения произошли.

Если мы говорим о среднем возрасте или говорим о социальной, такой обобщенный портрет, то в эпоху наполеоновских войн, уже когда империя, и когда они шли на Россию, две трети из офицеров были выслужившимися солдатами. Благодаря принципу демократическому, когда все, кто одарен, талантлив, мог выйти во время революции. То есть, большая часть из них, из старших офицеров, прошли революцию.

С. Бунтман ― Да.

А. Валькович ― Я не говорю о генералах и маршалах. А если мы говорим об их происхождении, то после того, как Наполеоном была объявлена амнистия мигрантам, достаточно разбавил, то есть, если раньше это было порядка десяти…

С. Бунтман ― Это 1801 у нас год или какой?

А. Валькович ― 1801, фактически это пошло, когда они ринулись, не только при дворе стали служить, но и в армии. Правда, он создает определенные воинские части, где именно отпрыски знатных фамилий проходили службу, это вот то, что потом будут офицеры ордонанс, то есть, речь идет о том, что где-то к 1812 году выходцев из благородного сословия порядка 30-ти и может быть даже более, но при этом более 20% - выходцы из крестьян, рабочих, то есть, из низов. Это говорит о том, что…

С. Бунтман ― То есть совсем, даже не мелкодворянские, даже не патриотические дворяне, которые первое время революции были.

А. Валькович ― Да, да. И если мы говорим о их возрасте, то должны сказать с удивлением, это благодаря последним изысканиям Дмитрия Целорунго, который более 20-ти лет работает над формулярными списками в Военно-историческом архиве, он выяснил, что к 1812 году офицеры русские были на 7 лет моложе своих визави. То есть, получается, что у нас младшие офицеры от прапорщика до поручика – это где-то 23 года, против них – 30-летние, у них меньше, правда, боевой опыт, но они так же полны лучших проявлений, хотя опыт их еще невелик. Те более обстрелянные.

С. Бунтман ― Очень интересно, потому что мы как-то себе представляем очень молодых людей, но это справедливо для русской армии, очень молодых людей, которые быстро взрослеют.

А. Валькович ― Безусловно. Но если он фактически в 16 лет вступает в службу, и можно сказать, что если мы говорим о том, что у нас прежде всего в офицерах находятся дворяне, из них потомственных дворян порядка 87%.

С. Бунтман ― Офицерского состава?

А. Валькович ― Да. Но напомним, что офицерский чин давал потомственное дворянство, первый офицерский чин. Потом это меняется. Фактически все они начинали с нижних чинов – кто в гвардии, кто в пажеском корпусе. То есть, они начинали с ниже ступени к 1812 году. А военные учебные заведения давали не столь великий процент. Если мы говорим об образовании, то военные учебные заведения что в армии Наполеона, что в нашей стране в это время по изысканиям французских исследователей, к концу империи не более 15% учились в военных учебных заведениях.

С. Бунтман ― В основном выходили через службу, через реальные боевые действия.

А. Валькович ― Да. У нас большое пополнение в 1807 году образовали дворянский корпус, который, фактически ускоренные курсы, год-два подготавливали молодых дворян 16 лет и выпускали. В 1812 году их тысячу выпустили. И если из корпусов первого, второго корпуса не более двух сотен, то значительная часть пополнения шла именно…

С. Бунтман ― Наш был корпус очень старый еще ХVIII века. Который по разным – сухопутный (неразб.)…

А. Валькович ― Второй артиллеристский. Они готовили прежде всего, они были универсальные, и многие, учившиеся в артиллеристском, шли в кавалерию. У Наполеона то же самое. Он создал, его заслуга, специальную военную школу, которая сначала находилась в Фонтенбло, потом с 1808 года перевели в Сен-Сир, то что сейчас в окрестностях Версаля. Они так же были универсальные. Но беда в том, что кавалеристы, которые отправляли, их готовили для пехотного дела, а они попадали в кавалерию, фактически уже в боевых действиях они приобретали навыки. Таким был известный генерал де Брак, который оставил замечательные свои воспоминания в форме инструкции перед кампанией в Бельгию в 1832 году.

Если мы говорим об уровне образования, как я уже сказал, что в основном наши офицеры, которые прошили через корпус или домашнее образование благодаря состоятельности, многие имена входили в армию, получив благодаря заботам родителей домашнее образование, то у нас получается, умеют читать, писать и еще арифметику знают, таких было большинство, это где-то 60%. Но в гвардии фактически велико количество офицеров, которые знали несколько языков. Таких порядка 20% от общего количества служивших в армии. Большая часть, естественно, в гвардии, и вот этот чистый французский и светскость общения в Париже, когда мы уже вступали после многолетней кровопролитной войны, то французские дамы отмечали изысканность, светскость, и в сравнении со своими французскими офицерами – от них все-таки отдает казармой. И не случайно Мари-Анри Бейль, которого мы знаем как писателя Стендаля, говорил, что приемы при дворе Наполеона напоминали вечер на биваке.

С. Бунтман ― Да, но он это еще несколько подчеркивал тогда.

А. Валькович ― Может быть, хотя он же открыл свои двери для дворянства и старался, чтобы вот превзойти, чтобы блеск двора, церемониал превосходил прежний королевский. Почему он еще и поощрял, чтобы служили дети знатных родов вокруг него.

С. Бунтман ― А вот тут частный вопрос, очень интересно о детях знатных родов, об аристократах, об эмигрантах, которые стали возвращаться, насколько сократился приток эмигрантов после расстрела герцога Энгиенского? То, что у нас всегда центр первого тома «Войны и мира», это знаменитый расстрел герцога Энгиенского. Который поразил всю Европу.

А. Валькович ― Фактически приток эмигрантов, (неразб.) службу происходит в 1807-1808 году.

С. Бунтман ― То есть, через 2-3 года после этого, да.

А. Валькович ― Да. И когда они видят победы, гром, и что возвращается уклад и спокойствие, и возвращение просто на родину, здесь судьба многих, тем более что из-за эмиграции того или иного брата погибали его братья, оставшиеся во Франции. Это и судьба Шатобриана, когда казнили на гильотине его брата и его жену. То есть, этот принцип еще очень многое напоминало, и саднили эти раны революции.

С. Бунтман ― Но далеко не все эмигранты, надо сказать, как и русские эмигранты, кстати говоря, были такими уж роялистами легитимистами бурбонистами…

А. Валькович ― Безусловно. А здесь если мы говорим, что большая часть, когда началась революция, покидали фактически почти все офицеры кавалеристских полков, в пехоте многие оставались, но из них выходили отличные генералы, но, правда, когда Конвент объявил террор, то есть, проиграл битву, чаще всего отправлялся на гильотину. Но тем не менее вот эта блестящая плеяда ничем не запятнанных (я имею в виду политикой) личностей - Клебер, Марсо, Гош, и многие считают, что если бы он выжил, еще неизвестна судьба Наполеона. Потому что в его интерпретации он ему уступал, а в действительности многие исследования говорят, что он во многом его превосходил, и он был чист.

С. Бунтман ― Да. Там, конечно, они тоже очень сильно вырубили это, в условиях опасности невероятной они вырубили офицерский корпус очень серьезно тогда, революционеры.

А. Валькович ― И здесь опять же судьба так распорядилась, что в один день Клебер погибает, и умирает Дезе, который, правда, уже… ну, мы не будем говорить еще о Бернадотте, который готов был сам бы встать возглавить переворот.

С. Бунтман ― Да, он тоже глядел на Наполеона очень сильно.

А. Валькович ― Да, глядел этот гасконец.

С. Бунтман ― Да. Но он стал шведским королем.

А. Валькович ― Да, он поставил задачу, он ее осуществил.

С. Бунтман ― Да. Он стал государем. Но если мы сравниваем – хорошо, немножко подводим промежуточный итог – можно сказать, что русские офицеры были младше французских в среднем, моложе, они были общечеловечески, скажем, несколько в среднем более образованы, я имею в виду не в военном отношении.

А. Валькович ― Да, они уступали в военном опыте, но старшие офицеры, могу сказать, более половины старших офицеров к 1812 году имели боевой опыт, и значительный. Из них порядка десяти кампаний накануне они прошли. Ну, естественно, надо еще сказать – об этом пишет Михаил Александрович Фонвизин, который в 1812 году служит адъютантом…

С. Бунтман ― Который декабрист потом.

А. Валькович ― Да. Он говорил о присущем французской армии: восторженно-яростная атака, которая присуща французам, вот этот порыв, вот это то, что они прорывали все, когда они шли в атаку. Об этом пишут и другие. То есть, они какие-то становились… вот, худощавые, небольшие, но они преображались, вот эта уверенность в себе, окрыленные былыми победами во главе с гениальнейшим полководцем, их удесятеряло силы. Они все сминали.

Но русская армия, сила русской армии в непоколебимой стойкости и в упорстве в обороне. Поэтому это компенсировалось. И итог многолетних этих военных действий известен.

С. Бунтман ― Да.

А. Валькович ― Восторженно-яростная атака.

С. Бунтман ― Восторженно-яростная атака. Это и от революционных армий, и, конечно, здесь ключевой, наверное, все-таки итальянский поход первый.

А. Валькович ― Не только, а Моро, который при Гогенлиндене накануне, и Гош…

С. Бунтман ― Как ядро вот этого развития?

А. Валькович ― Я могу сказать, что в Леобенский мир прервал успешные действия, и Моро, и Клебер подходили к Вене, если бы не был заключен мир в 1797 году в Леобене, еще неизвестно, что бы происходило. Поэтому и (неразб.) армия тоже отличалась большей чистотой своих рядов, именно самоотверженностью, когда и офицеры, и нижние чины претерпевали большие лишения, добивались генералы, чтобы их одели, накормили…

С. Бунтман ― В общем-то, это эпоха, да.

А. Валькович ― И нельзя говорить, что Наполеон – честь, слава, то есть, пробудил честолюбие и обогащение, это было и у других, просто это узаконилось при Директории фактически. И шли в поход в 1812 году, и даже союзники, если мы говорим о Рейнской конфедерации, тех войсках, все были окрылены, они были в восторге, что они идут в поход, их ждут не только у офицеров, и слава, и добыча. Кто-то мечтал, что они получат сказочных лошадей и обеспечат свое будущее военной добычей. Никто не думал, не предполагал, чем это закончится. Но это была самая лучшая армия в ту пору, которую он собрал. И каков исход?

С. Бунтман ― Ну да, вечно такие вещи не длятся. Никто этого предположить не может, что это вечно не продлится.

А. Валькович ― Но вот подмена, прежде всего успешная карьера, а естественно, честолюбие, которое во всех проявлениях. Говоря о французской армии, это было декларировано, что третья часть – это выбирают сами в полку, это было декларировано. В действительности выбирали, но утверждал все император. Много воспоминаний, когда после сражений он опрашивал и офицеров, и нижних чинов, кто отличился, кто лучший. И тот, кто был грамотен, получал офицерские эполеты. Это также многое значило, естественно, здесь же.

С. Бунтман ― То есть, такое продвижение достаточно стремительное, если выживешь.

А. Валькович ― Если выживешь. Потому что в целом, от капитана до полковника 18-20 лет в среднем продолжительность, выслуга, период выслуги, он соответствует и нашим, фактически. Большая разница в денежном довольствии, скажем так.

С. Бунтман ― Вот, об этом уже и спрашивают, и мы вплотную подошли. От добычи к денежному довольствию.

А. Валькович ― Могу сказать, если поручик русский получал ежегодно 150 рублей, то liеutеnаnt, он получал, если не ошибаюсь, тысячу франков в год. А если сравнить, умножаем – тогда 1,7 стоил франк по отношению к рублю, могу сказать, что в разы они были богаче. Но мы не забываем, что Наполеон создал фонд 350 миллионов франков для обеспечения военных всех нужд, чтобы 5 лет не зависеть, не требовать ниоткуда, то есть, благодаря контрибуциям, наложенным на побежденные страны.

С. Бунтман ― Он создал фонд, да?

А. Валькович ― Да.

С. Бунтман ― Давайте здесь вот заметим, осознаем то, что услышали, и через 5 минут продолжим вместе с Александром Вальковичем.

С. Бунтман ― Мы продолжаем, Александр Валькович у нас в гостях, мы говорим о французской и русской армии. И вот сейчас перешли к карману, сравниваем жалованье и довольствие.

А. Валькович ― Надо сказать, что и французские, и русские офицеры кроме жалованья получали еще столовые деньги, квартирные деньги, и еще выделялись суммы на экипировку.

С. Бунтман ― Суммы выделялись и там, и там?

А. Валькович ― Да. Дело в том, что 200 рублей стоил полный комплект для офицера выпущенного, поэтому из казны выделяли 200 рублей для того, чтобы он экипировался. А если говорить о покупательной способности, то удивительная дешевизна продуктов в России и более дорого стоит во Франции. Для сравнения, баран во Франции стоит порядка 10-12 франков. В России это не более, чем полтора рубля. Дальше. Литр водки – 10 франков, при этом красное вино – 50 сантимов. У нас ведрами считали водку, и она стоила от 30 до 50 копеек.

С. Бунтман ― Так.

А. Валькович ― А, соответственно, если мы говорим об экипировке, шпага во Франции стоила порядка 100 франков, у нас она не более 30 рублей.

С. Бунтман ― А вот это с чем связано? С оружием почему так? Себестоимость меньше?

А. Валькович ― Может быть. Или все зависит, естественно, от его качества.

С. Бунтман ― Ну, конечно, но мы берем среднее рядовое оружие.

А. Валькович ― Опять же, если мы говорим, помимо того, что в гвардии российской императорской, что в гвардии Наполеона они получали еще больше, и там капитан императорской гвардии был состоятельным человеком, то есть, мечта многих рантье, он имел достаток значительно большой. Но можно сказать, что большая часть по тем исследованиям, которые проводили французские исследователи, большая часть дохода офицеров, то есть, меньшая часть имела какой-то дополнительный доход, а все жили на жалованье.

С. Бунтман ― Вот это тоже важно. А у нас насколько были…

А. Валькович ― То же самое. Не более 10% имели порядка ста душ, но это фактически годовое жалованье младшего офицера. То есть, крупные землевладельцы…

С. Бунтман ― Они не могли питаться своими владениями как-то?..

А. Валькович ― Нет, поэтому дорожили службой, что тут и там. Но помимо всего, что там, естественно, более выгодные условия, наибольший, наверное, риск. Хотя, если мы сравниваем эпоху наполеоновских войн, у нас так же интенсивные военные действия на разных театрах военных действий – это долгая война с Персией, долгая война с Турцией, русско-шведская война. Ну, и кампания против французов.

С. Бунтман: 5 ― й, 6-й, 7-й – прямо подряд.

А. Валькович ― И затем – 12-й, 13-й, 14-й год. Поэтому боевой опыт был. Если говорить об общем состоянии, вот Наполеон считал, что просто храбрость – это норма для офицера, поэтому надо было быть неустрашимым, тогда это отличалось. Но то же самое, тот же Паскевич говорил, что в военном деле главное – храбрость, храбрость и храбрость. То есть, личный пример что с той, что с другой стороны, что офицер, увлекающий в атаку, останавливающий в момент, когда какая-то паника, это свойственно всем офицерам, что русской, что французской стороны. И огромные потери, которые они понесли в Бородинском сражении с французской стороны, уж не говоря о пятидесяти генералах, у нас порядка 13-ти убито и ранено, убито не так много. А потери среди офицерского корпуса велики, то есть, никто не закрывался за спинами, а увлекал вперед. То есть, это единое.

С. Бунтман ― Есть еще такая вещь. Сейчас мы вернемся к офицерам, но я бы хотел, нижние чины, насколько они – скажем так, уровень темноты, неграмотности, или вот…

А. Валькович ― Если мы говорим, фактически писать и считать умеют меньшинство, но если сравнивать, и французы не так, процентное соотношение, к сожалению, меньше. Исследование, посвященное вот этому социологическому портрету, именно, скажем, нижних чинов французской армии.

С. Бунтман ― Это безумно интересно.

А. Валькович ― Эта работа сейчас ведется, и скоро это будет обнародовано. Но по подвижности характера, по натуре, конечно, я думаю, французский солдат превосходил, я имею в виду, по грамотности, по общей грамотности, русского солдата. Но мемуаристы французские объясняли вот эту стойкость в бою этаким фанатизмом и забитостью масс. На самом деле это они просто хотели объяснить, но не понимали натуру. А солдаты становились частью единого организма. В эту пору зуботычины отошли, уже офицеры многие понимали, что пулю при атаке получишь от своих же солдат.

С. Бунтман ― Это во-первых.

А. Валькович ― И отношение там другое. Вот это молодое поколение, из которых потом выйдут декабристы, вот воспитанные на идеях просвещения, что они не рабы, что они те же люди. И даже политика, которая изменилась в эту пору, и военный министр, который, чтобы телесные наказания уменьшать и запрещать их, не изнурять солдат. То есть, в эту пору передышка определенная, это потом опять возвращаются к шагистике, к муштре…

С. Бунтман ― Хотя Александр не чурался шагистики и также любил парады, как и отец, и братья.

А. Валькович ― Это он унаследовал от отца и от дедушки, это то, что у тех Романовых уже фактически с воспитанием, хотя Екатерина боролась с этим, но ничего не произошло, Мария Федоровна боролась, хотела, чтобы Николай не унаследовали с Михаилом, но они так же…

С. Бунтман ― Нет-нет, там все-таки как-то это у них засело очень серьезно.

А. Валькович ― Для него вот эта внешняя сторона военного дела, она значительная. Выражение Константина Павловича, что война портит армию, оно многое значит.

С. Бунтман ― Да. Мы не забудем, конечно, толстовское описание, когда перед Аустерлицем…

А. Валькович ― Да.

С. Бунтман ― Вот перечитайте, не поленитесь, там очень…

А. Валькович ― И образы, которые сразу будят воображение, в кинематографе, я уж не буду говорить о «Войне и мире» или «Гусарской балладе», офицеры той поры, или «Дуэль» пушкинская. А если говорить о французах, конечно, это удивительный образ, созданный французским актером в «Войне и мире», вот этого капитана, который чуть не был убит, когда он на квартиру к Пьеру… вот это как раз дух вот этот живой, бравый, храбрый и умеющий ценить неприятеля, он очень верен.

С. Бунтман ― Рамбаль, да?

А. Валькович ― Да.

С. Бунтман ― Это вот такая зарисовка. Потом, Наполеон очень, и вообще это была манера обращаться к солдатам очень часто и очень много.

А. Валькович ― Да. И коротко, энергично, но запоминающееся. Не случайно же, когда он на тот или иной смотр ехал, ему давали список с отличившимися солдатами, и они полагали, что он знает всех солдат своей армии. Конечно, он не всех знал.

С. Бунтман ― Конечно. Но было ощущение. Вот смотрите, тогда получается, вот такая набранная армия. С другой стороны, стойкость – это еще такая важная черта, которая тоже годами воспитывалась, и именно в армии.

А. Валькович ― Да.

С. Бунтман ― И неважно здесь, внешние ли были проявления, а как раз внутренние, то что потемкинские реформы, вот это…

А. Валькович ― Конечно. Но это еще традиционно в русском народе, учитывая, что большая часть – это выходцы из великорусских губерний, вот эта стойкость, эту же стойкость, если говорить, в эпоху европейских армий того времени проявляли англичане. При Ватерлоо он узнал эту стойкость английскую. То есть вот это, превозмогая стоять и биться, и не случайно он знаменитый полководец, но не лучший из военачальников, я имею в виду, по каким-то операциями с маневрами и прочим, мы хуже французов маневрировали, поэтому и нам не удавались обходы и прочее, это то, что произошло при нашем наступлении при Тарутино. Но речь идет о том, что умение стоять и умирать. Нужна еще сила духа – стоять и умирать, держать позицию. И когда сейчас много воспоминают о тонкой красной линии, когда под Балаклавой, как они выстроились, то забывают, сколь тонкая была линия 1-й гвардейской дивизии при Кульме, когда им надо было закрыть широкий фронт фактически несколько километров, и они устояли. Но здесь, конечно, еще вина Вандама, который пренебрег, считая, что у него будет время все это прорвать, и не стал он маршалом.

С. Бунтман ― Жалко, что вы не были на «Дилетантских чтениях», мы довольно подробно там говорили, как-то у всех, по-моему, замерло, когда вспоминали…

А. Валькович ― Потому что очень много интересных фактических, то, что было на практике, то есть, статут орденов, и как это происходило на практике, это интересно.

С. Бунтман ― Это очень интересно. О последующих событиях. Вот русская армия дошла до Парижа. После этого были уже, для французской армии еще было, возвращение Наполеона, было 100 дней. У меня потом такое ощущение, что русская армия прошла одно развитие, один путь последующий, а то что касается французской наполеоновской армии, у меня такое ощущение, что она вообще растворилась в воздухе. Только воспоминаниями, некоторыми ветеранами – но дух наполеоновской армии французской, он как-то почти исчез.

А. Валькович ― Он исчез в силу того, что, естественно, во-первых, очень многих, то есть, когда без содержания или на половинном жаловании отправляли в отставку. Но прежде чем это произошло, хочу напомнить, что Наполеон получил новую армию, которая успешно начала кампанию в Бельгии, потому что из плена русского в 1814 году вернулось много ветеранов похода – закаленных, опытных, и которые по-прежнему верили. И они же оказались за бортом, когда сокращена была армия при реставрации. Поэтому могу сказать, что его пытаются, этот дух, восстановить, но не получается.

С. Бунтман ― Нет, мы видим в описаниях некоторых кампаний, о 20-х годах, 1820-х, я не говорю, вообще там мало что понятно.

А. Валькович ― Безусловно.

С. Бунтман: 30 ― е годы…

А. Валькович ― В Алжире.

С. Бунтман ― Да.

А. Валькович ― Что-то пытались, что-то хотели проявить, если сравнивать с англичанами, когда разногласия между генералитетом в Крымской кампании, ну нет этого. Есть, конечно, порыв, есть стойкость и то, что штурмуют они упорно. Но здесь еще и превосходство вооружения.

С. Бунтман ― Да. Французская армия проходит вот такой путь. Потом мы понимаем, что через полвека, чуть больше, пройдет что-то страшное, вот этот разгром, национальный позор с франко-прусской войной.

А. Валькович ― Да.

С. Бунтман ― Английскую армию всегда впоследствии ругали за безынициативность офицеров. Это особенно в Крымской войне, английские специалисты всегда – безынициативные…

А. Валькович ― На самом деле с обеих сторон не лучшие военные, скажем, были с обеих сторон, что в английской армии, то есть, выиграли они благодаря преимуществу и настойчивости, скажем, да и война сама начиналась фактически случайно, решили наказать этого русского медведя.

С. Бунтман ― Да, и мы помним, что все становится не тем. А может быть, это вообще последняя эпоха, и при всей кровавости, что это была страшная война, и все наполеоновские войны были очень страшные. Это последнее вот что-то такое, какой-то щелчок последний в этом веке. Особое явление.

А. Валькович ― Вот это опьянение от тех походов, от той славы, когда они были везде, и пренебрежение. Очень характерен эпизод, когда первые пленные в начале кампании в России, они настолько вызывающе себя ведут, французские офицеры, что это раздражает даже русских. То есть, они себя хозяевами мира ощущали. Ну, сейчас бы сравнили в американцами, возможно. То есть, вот это пренебрежение к врагу, и то, что это высшая нация в мире, фактически так…

С. Бунтман ― То, что они несут идеи передовые, они несут идеи прогресса. Они лучше всех все умеют, они лучше всех все знают.

А. Валькович ― Да. Но здесь же в эту же пору как раз и угар шовинизма.

С. Бунтман ― Да. И это, и с одной стороны, угар шовинизма, а с другой стороны, и до той поры разные части Франции далеко не все даже по-французски говорили люди.

А. Валькович ― Безусловно. Но надо сказать, что и во французской армии не только французы были, были и итальянцы…

С. Бунтман ― Ну это да, а вот которые собственно из центра империи, собственно из шестиугольника, который мы привыкли видеть, далеко не все говорили по-французски, друг друга понимали.

А. Валькович ― Это так.

С. Бунтман ― Мне кажется, что это все-таки феноменальное явление, вот история наполеоновских войн, в которую вовлечена была Россия. И в России порыв вот такой, и он соответствовал вот этому духу времени, и вот то, что и противопоставить некоторую свою доблесть, и очень тонко у Толстого – восторг перед Наполеоном…

А. Валькович ― Безусловно.

С. Бунтман ― И эти взаимоотношения, над этим работали очень много умов потом, над осознанием и в России, и во Франции. Мне кажется, что это отдельный феномен. Это не просто эпизод истории и военной, и истории армий, а мне кажется, что это некоторая из ряда вон выходящая история. По сей совокупности.

А. Валькович ― Да, до сих пор это живо обсуждают, и это еще задевает струны души, эта эпоха.

С. Бунтман ― Да, конечно, здесь спрашивают, что лучше стоит почитать об этом, кроме «Войны и мира».

А. Валькович ― Имеется в виду в литературе?

С. Бунтман ― Что лучше вообще, вот для вас наибольшее впечатление как-то, своей точностью, может быть? Это может быть и исторический труд, и книги.

А. Валькович ― Если говорить о революционной армии, недавно «историчка» (ГПИБ, Государственная публичная историческая библиотека – «ЭМ») переиздала один из лучших трудов, это Алексея Карповича Дживелегова «Армия Великой французской революции и ее вожди», вот это этюды, жизнеописание фактически и генералов, и вся атмосфера, и как все это происходило. Это одно из лучших. Это доступно и недорого.

С. Бунтман ― А где же можно купить-то Алексея Карповича Дживелегова?

А. Валькович ― Так надо зайти на сайт «исторички», я думаю, что там она может быть.

С. Бунтман ― Он вообще блестящий историк.

А. Валькович ― И живой интересный язык, и очень зримые образы, которые он создает.

С. Бунтман ― Да, вот чтобы это понять – конечно, начало революции, у нас замечательно, хоть и не полностью, переведен Шатобриан.

А. Валькович ― К сожалению, его участие в военных действиях и описание событий революции были сокращены. Это печально.

С. Бунтман ― Да, но характер можно понять.

А. Валькович ― Безусловно. А сейчас «Захаров» издал целую серию, связанную с Наполеоном, воспоминания. И недавно вышли воспоминания, которые помогал создавать молодой Бальзак, это Лора д"Абрантес, они тоже любопытные, характеристики не всегда объективные, но вот дух эпохи очень многое значит. Наполеон не подающих надежды стать маршалами, он их сделал генерал-полковниками, поэтому как раз и Эжен после тех ран, которые он имел, сабельный сильный удар, который, тем не менее, он выжил, то есть то, что привело потом к помешательству, это здесь все вместе помимо того, что он утратил, скажем, благоволение своего обожаемого императора. Он же был первым адъютантом у него. Сейчас достаточно много интересного и доступного.

С. Бунтман ― Ну да. Конечно.

А. Валькович ― И, конечно, мемуары. Вот в издательстве «Кучково поле» не так давно вышли мемуары, я их готовил, это Муравьев-Карсский, воспоминания. Это удивительная вещь. Так что, сейчас можно находить, сейчас все больше выходит.

С. Бунтман ― Да, сейчас много, конечно, не без ерунды.

А. Валькович ― Безусловно.

С. Бунтман ― Но через нее надо пробиться.

А. Валькович ― Пусть больше читают мемуаров с обеих сторон. И «Французы в России», то что двухтомник, опять же исторически привязан к юбилею, это свод именно свидетельств участников похода, они очень интересны.

С. Бунтман ― Прекрасно, прекрасного вам чтения. Ну, и не забывайте, что существует, вы можете в 5722-й раз пересмотреть «Ватерлоо», конечно.

А. Валькович ― Безусловно, да.

С. Бунтман ― Приличные люди, знаете, как на работу ходят. Но раз в год как минимум.

А. Валькович ― И «Дуэлянты» посмотрите.

С. Бунтман ― Да, только те «Дуэлянты», замечательные.

А. Валькович ― Да.

С. Бунтман ― Просто вышел совершенно не имеющий отношения к этому фильм. Мы говорим о том, Ридли Скотта 70-х годов.

А. Валькович ― Да.

С. Бунтман ― Это великолепный фильм. И не забудьте, хороший фильм вышел по Бальзаку «Шабер».

А. Валькович ― Да. «Полковник Шабер». Удивительно потрясающий фильм.

С. Бунтман ― Да, с Депардье.

А. Валькович ― Да, и там сцена после Эйлау, когда… братская могила. Это отличнейший фильм, да. И если говорить о революции, «Шуаны», конечно, надо тоже у Бальзака читать.

С. Бунтман ― Да. Это его первый исторический роман. И вот как раз он дал очень серьезную не то что схему, он дал костяк для понимания.

А. Валькович ― Благодаря тому, что он там находился, и очевидцы, участники тех событий, он напитался и потом это изложил.

С. Бунтман ― Это прекрасный роман, я его, кстати, недавно перечитал, о чем не жалею нисколько.

А. Валькович ― Это высокая проза, и именно дух. И, естественно, Гюго «Девяносто третий год».

С. Бунтман ― Да, совсем другая книжка. Друга нашего Стендаля тоже почитывайте.

А. Валькович ― Конечно. Про Наполеона лучше Стендаля, тем более, что участник всех этих событий.

С. Бунтман ― Хорошо, спасибо большое, Александр Валькович, конечно, мы будем о разных вещах говорить здесь и в этой программе, и в программе «Вот так», будут у нас и встречи. Не забудьте, что 26 апреля у нас очередные «Дилетантские чтения», уже совсем про другое под названием «Троцкий – беспощадный ангел революции». Вы услышите Михаила Веллера, сможете задать ему вопросы, поспорить с ним 26-го числа в 19 часов. Покупайте билеты на сайте музея и в кассах.

Всего вам доброго, до свидания!

А. Валькович ― До свидания.

Служба всегда начиналась с нижних чинов. Кандидаты в офицеры поступали рядовыми в один из гвардейских полков – Преображенский или Семеновский. Там, протянув лямку пять-шесть лет, а кто и более (смотря по способности) они получали звание гвардии капрала либо сержанта и переводились в армейские полки, писались в армию – прапорщиками либо подпоручиками. Оба гвардейских полка содержались в двойном против прочих комплекте (4 батальона вместо 2-х) и являлись питомником офицеров для всей армии, своего рода военными училищами, дававшими своим питомцам не только строевую, но и отличную боевую подготовку. На протяжении ста лет сквозь их ряды прошли все те, кто создал великую Россию восемнадцатого века…

В кавалерии роль военного училища играл лейб-регимент, куда недоросли писались драгунами. Сперва, в эпоху Северной войны, это был Санкт-Петербургский драгунский, а с начала 20-х годов Кроншлотский, наименованный с 1730 года Конной Гвардией.

Роль офицеров Гвардии, этих первородных птенцов гнезда Петрова и значение их в стране были весьма велики. Они исполняли не только военную (а подчас и морскую службу), но получали часто ответственные поручения по другим ведомствам, например дипломатического характера, царских курьеров, ревизоров и т. д. Так в обязанности обер-офицеров Гвардии входило присутствие в качестве фискалов на заседаниях Правительствующего Сената и наблюдение за тем, чтоб господа сенаторы не занимались посторонними делами. Вообще петровский офицер, гвардейский в особенности, был мастером на все руки, подобно своему великому Государю, пример которого был на глазах у всех.

Петр Великий понял значение офицера в стране и всячески стремился дать ему привилегированное положение. В табели о рангах при равенстве чинов военные имели преимущество перед гражданскими и придворными. Всех рангов было 14:

I ранг – генерал-фельдмаршал, генерал-адмирал, канцлер;

II – генерал рода оружия (аншеф), адмирал, действительный тайный советник;

III – генерал-поручик, вице-адмирал, тайный советник;

IV – генерал-майор, контр-адмирал, действительный статский советник;

V – бригадир, шаутбенахт, статский советник;

VI – полковник, капитан 1 ранга, коллежский советник;

VII – подполковник, капитан 2 ранга, надворный советник;

VIII – майор, капитан-лейтенант, коллежский асессор;

IX – капитан, лейтенант, титулярный советник;

Х – штабс-капитан, коллежский секретарь;

XI – поручик, корабельный секретарь;

XII – подпоручик, мичман, губернский секретарь;

XIII – прапорщик, провинциальный секретарь;

XIV – коллежский регистратор.

В артиллерии чину прапорщика соответствовало звание штык-юнкера, а между поручиком и капитаном имелся чин капитан-поручика. Производство обер-офицеров в штаб-офицеры и из штаб-офицеров в генералы обуславливалось баллотировкой, и этот порядок, имевший, конечно, свои выгоды, но и большие неудобства, сохранился до самой смерти Петра. Иноземцы, поступая на русскую службу, прикомандировывались к генералам и штаб-офицерам, при которых несли ординарческие обязанности, присматриваясь к службе и овладевая языком. По окончании этого стажа, они получали производство и зачислялись на службу. Оклады иноземцам в среднем были двойные, как и подобает наемникам. К концу царствования Петра I на верхах было около трети общего количества генеральских и штаб-офицерских чинов (в 1726 году в войске из 5 аншефов – 2 иноземца, из 19 генерал-поручиков и генерал-майоров – 8, из 22 бригадиров – 5, из 115 полковников – 82).

За особые заслуги жаловались ордена, святого Андрея Первозванного (первый и долгое время единственный русский орден, основанный в 1698 году), а в конце царствования и святого Александра Невского (основан в 1722 году).

Управление войсками в мирное время сосредоточивалось в руках военной коллегии, учрежденной в 1719 году и имевшей первоначально 3 отделения (экспедиции) – армейское, гарнизонное и артиллерийское, ведавшие соответственно полевыми войсками, гарнизонными и материальной частью.

Высшие тактические соединения, бригады (2–3 полка) и дивизии (2–4 бригады) составлялись лишь в военное время. В мирное время высшей административной единицей был полк.

К концу царствования Петра I в армии считалось – пехоты: 2 гвардейских, 2 гренадерских и 42 пехотных полка (из коих 9 низового корпуса в Персии), всего 70000 штыков при 200 орудиях полковой артиллерии; конницы: 33 драгунских полка – 37 850 человек, 100 орудий конной артиллерии; артиллерии: 1 гвардейская, 4 армейских канонирных роты – 4190 человек с 21 полковыми и 160 осадными орудиями; сапер: 2 роты – инженерная и минерная. Всего в действующих войсках 112000 строевых при 480 орудиях. Конница составляла таким образом третью часть полевых войск, а на каждую тысячу бойцов приходилось в среднем 3 пушки (не считая осадных). Кроме того, имелось 68000 гарнизонных войск (50 пехотных и 4 драгунских полка), 10000 ландмилиции (4 пехотных и 16 конных полков) и 35000 казаков.

Всего 225000, а считая сюда личный состав флота – 250000 пожизненных профессионалов.

Пехотные полки были в 2 батальона и состояли из 1 гренадерской и 7 фузелерных рот. Батальоны у нас появились лишь в 1698 году. До того полки делились непосредственно на роты. Оба гвардейских полка имели по 4 батальона. Многие армейские полки в различные периоды Северной войны имели тоже 4 либо 3 батальона. Каждый полк имел две 3-фунтовых пушки, на лафет которых могли быть, в случае необходимости, приспособляемы по две 6-фунтовые мортирки. Канониры носили форму полка и подчинялись полковому пехотному начальству. Орудия сопровождения петровской эпохи весили 20 пудов и перевозились парой лошадей. Штатный состав пехотного полка был 1200 строевых. До 1708 года полки именовались по полковникам.

Каждая пехотная и драгунская рота имела свое знамя. Знамя 1-ой роты считалось полковым и было белым, цвет остальных был по выбору полковника (чаще всего черным). Срок службы знамен был 5 лет и они считались амуничными вещами, хотя потеря их уже тогда считалась позорной и части могли быть лишаемы знамен по суду. (Штандарты в первый раз введены при образовании кирасир в 1733 году.)

Вся конница была драгунской. Драгунский полк состоял из 5 эскадронов по 2 роты, во всех 10 ротах считалось 1200 строевых (первые роты считались, как и в пехоте – гренадерскими). Каждому полку придавалось тоже две 3-фунтовых пушки, а кроме того по одной 20-фунтовой гаубице, весом менее 30 пудов.

Вооружение бойца составляли в пехоте: фузея (ружье) и шпага у всех. Фузея весила 14 фунтов, штык (багинет) вставлялся в дуло, так что стрелять с примкнутым штыком было невозможно. Гренадеры имели помимо всего 2 гренадные сумы (по одной 6-фунтовой гренаде в каждой). Унтер-офицеры вместо фузеи имели саженные алебарды. Недостаток в ружьях вынудил Петра вновь ввести на вооружение пехоты пики (полупики, так называемые протазаны) в 1707 году. Пикинеры (одно время свыше четвертой части всей пехоты) составляли в строю задние 4 шеренги и назначались преимущественно в прикрытие к артиллерии. Драгуны имели фузею, пистолеты и палаш. Фузеи носились в пехоте на плече, у драгун приторочивались к седлу (ремней не было).

Обмундирование состояло из длинного однобортного кафтана зеленого цвета (со времени Петра и до начала XX века, на протяжении двухсот лет, зеленый цвет являлся традиционным цветом обмундирования русских войск), камзола, коротких штанов до колен, зеленых же чулков и низких башмаков, на походе и караулах сапоги, у драгун ботфорты. Зимой надевалась епанча – род плаща.

Довольствие было отлично. Ежедневный порцион состоял из фунта мяса, двух фунтов хлеба, двух чарок вина и гарнца (кварты) пива. Ежемесячно выдавалось полтора гарнца крупы и два фунта соли. Царь сам испытывал на себе в продолжение месяца этот паек, раньше чем утвердить его. Солдату полагалось жалованья 24 рубля в год, из которого, впрочем, половина вычиталась за обмундирование.

Казарм не было и войска располагались постоем у обывателей. При отводе войскам квартир Устав Воинский требовал одной кровати на трех человек, из расчета, что двое будут на ней спать, а третий занят караулами. Мы можем из этого убедиться, что отправление караульной службы в те времена поглощало третью часть наличного состава войск.

Дисциплина петровской армии была суровой: под арест сажали в оковах, телесные наказания были часты, но особенной жестокостью не отличались. Разжалование (в тяжелых случаях с шельмованием и без выслуги) практиковалось широко. Офицеры, иногда и старшие генералы, как Репнин, писались в солдаты, нижние же чины писались в извощики (т. е. обозные). Посрамлению могли подвергаться и воинские части. Вот что писал Петр в одном из своих воинских артикулов: Полки или роты, которые с поля сражения побегут, судить в генеральном военном суде и если найдется, что начальники тому причиной, то их шельмовать и преломив над ними чрез палача шпагу, повесить. Если виновные, офицеры и рядовые, то первых казнить как сказано, а из последних по жребию десятого, или как повелено будет, также повесить – прочих же наказать шпицрутенами и сверх того без знамен стоять им вне обоза, пока храбрыми деяниями загладят преступление. Кто же докажет свою невиновность, того пощадить. Петр I вводил таким образом в войска принцип римской децимации (казни десятого). Если мы вспомним, что Устав Воинский ставит в образец малую армию Юлиуса Цезаря, то сможем утверждать, что устраивая полки Третьего Рима, Царь брал пример с легионов Первого. К чести русской армии надо прибавить, что к подобного рода наказаниям прибегать не пришлось. Тем не менее, эта грозная сентенция сослужила свою службу, наставив на путь истинный не одно робкое сердце.

Краткий артикул 1706 года вводил наказание шпицрутенами, до тех пор применявшееся (как иноземное наказание) лишь к иноземцам, служившим у нас. Шпицрутены назначались исключительно по суду и виновного прогоняли сквозь строй (наибольшее количество шпицрутенов – прогонка сквозь строй полка, назначалось за рецидив грабежа). Наказание батогами (розгами) назначалось в дисциплинарном порядке.

Со всем этим телесные наказания в русской армии XVIII века были не так часты и не так жестоки, как в иностранных армиях.

Немногие сохранившиеся сказки петровских полков – строевые рапорты, донесения всякого рода, отчетность и переписка, позволяют нам судить о быте войск. Рассматривая эти сказки, мы прежде всего поражаемся размерам дезертирства. Например, в Бутырском полку, считавшемся одним из самых лучших в армии, с 1712 по 1721 годы бежал 361 человек, т. е. за десять лет свыше четверти штатного состава. Объясняется это явление новизной для русского народа суровой и тяжелой рекрутской повинности, бывшей к тому же пожизненной. Призванный под знамена даточный первое время не мог свыкнуться с мыслью, что он никогда больше не увидит родной семьи, родного села, родных полей. Отсюда и большинство побегов. Часто беглые сносили амуницию и оружие – фузеи, шпаги, иногда даже алебарды. Все это отнюдь не служило спокойствию на больших дорогах. Характерно, что из всего указанного в Бутырском полку числа побегов 361 за десять лет, лишь один состоялся перед неприятелем (за что виновный и казнен смертию – расстрелян). Это обстоятельство служит своеобразным показателем высокого качества войск.

Мало-помалу подневольный профессионал свыкался со своей участью, долей отрезанного ломтя. С каждым годом оставленные близкие становились все более далекими, постылый вначале полк все более близким… Всю свою привязанность солдат переносил на него, свою вторую и последнюю семью, и на товарищество, солдатство. Так понемногу, постепенно, из поколения в поколение, создался бессмертный тип русского солдата, петровского и елизаветинского фузелера, екатерининского чудо-богатыря, николаевского служаки…

Территориальная система комплектования, введенная Петром (при которой земляки попадали в тот же полк) оказала тогда громадную услугу русской армии: рекрутчина переносилась легче – на миру и смерь красна – и молодые полки скоро приобретали необходимую спайку.

Полки принимали из своего округа комплектования, в среднем, ежегодно 80 100 новобранцев в годы, когда особенных потерь не было, например в последний период Северной войны, т. е. меняли свой состав полностью за 10–12 лет. В списках рекрут не указывалось ни возраста их, ни физических данных (рост, объем груди и т. д.). Мы знаем, что принимались они без осмотра. Отмечалась лишь грамотность, из сказок, например Бутырского полка (имевшего столичный округ комплектования, Бутырскую слободу в Москве) видно, что грамотных было 2–3 на сотню, в других полках было и того меньше.

Принимая во внимание тяжелые потери в боях и походах первой половины Северной войны, мы можем утверждать, что в продолжение всей этой двадцатипятилетней борьбы русская армия переменила полностью свой состав три раза. Потери наши определяют до 300000 приблизительно, кто может сосчитать в точности, сколько их легло в финские болота, в польскую глину, в немецкий песок? Сколько было за благочестие кровию венчано на полях Лифляндии, Ингрии, Польши, Германии, Малороссии… И сколько погибло там же от разных язв и горячек, от всякого рода сверхчеловеческих трудов и нечеловеческих лишений?

Вспомним, какая великая доля выпала хотя бы солдатам полков Островского и Толбухина, первых поселенцев Котлина и Петропавловской фортеции! В далеких финских дебрях, с ружьем в одной руке и топором в другой, расчищали они бурелом на месте будущей Невской першпективы под волчий вой и выстрелы шведских партизан. И кости этих первых пионеров, сложивших свои головы в том далеком, неприглядном краю, явились сваями Санкт-Петербурга, фундаментом российской великодержавности… Вспомним тех же Бутырцев, прадедов по прямой линии Гаврилы Сидорова, пронесших на своих плечах и в еще более диких дебрях корабли из Белого моря в Онежское озеро… И вся эта петровская армия, терпящая лишения, но бодрая духом, железной рукой направляемая все к новым подвигам, в распутицу и стужу совершающая тысячеверстные переходы – от Полтавы к Риге, от Риги к Яссам, из Ясс на Копенгаген – не была ли она армией великого народа, армией великого Царя?

Русский солдат петровских времен, навсегда простившийся с семьей во имя службы России, являл собою пример стойкости и терпения, верности и самоотречения, каких не знать другим народам. И благодарная Россия сохранит его образ в своем сердце навеки.

Петровские полки:

Лейб-Гвардии Преображенский (1683);

Лейб-Гвардии Семеновский (1683);

2-ой гренадерский Ростовский (1700 – пехотный Гулица, с 1708 года Ростовский);

5-й гренадерский Киевский (1700 – пехотный Вилима фон Дельдена, с 1708 года – Киевский);

9-й гренадерский Сибирский (1700 – пехотный Ирика фон Вердена, с 1708 года – Сибирский);

12-й гренадерский Астраханский (1700 – пехотный Брюсса, с 1790 года Астраханский). С 1708 по 1790 год полк этот именовался Вологодским. Название Астраханского с 1708 года носил сформированный в 1700 году полк Александра Гордона, пошедший в 1790 году на укомплектование Грузинских Гренадер, получивших его ст-во.

11-й пехотный Псковский (1700 – пехотный Мевса, с 1708 года – Псковский);

15-й пехотный Шлиссельбургский (1700 – пехотный фон Трейдена, с 1708 года – Шлиссельбургский);

17-й пехотный Архангеле городский (1700 – пехотный Крота, с 1708 года Архангелогородский);

19-й пехотный Костромской (1700 – пехотный Николая фон Вердена, с 1805 года – Костромской);

22-й пехотный Нижегородский (1700 – пехотный Польмана, с 1708 года Нижегородский);

25-й пехотный Смоленский (1700 – пехотный Бильса, с 1708 года Смоленский);

29-й пехотный Черниговский (1700 – пехотный фон Шведена, с 1708 года Черниговский);

45-й пехотный Азовский (1700 – пехотный Буша, с 1708 года – Азовский);

61-й пехотный Владимирский (1700 – пехотный Юнгера, с 1708 года Владимирский);

64-й пехотный Казанский (1700 – пехотный фон Дельдена, с 1708 года Казанский);

65-й пехотный Московский (1700 – пехотный Иваницкого, с 1708 года Московский);

85-й пехотный Выборгский (1700 – пехотный Кулома, с 1708 года Выборгский) – Основанный в 1700 году славный Выборгский полк был расформирован в 1833 году и пошел на составление финляндских линейных батальонов (старыми полками у нас стали дорожить лишь со второй половины XIX века). В 1863 году из финляндских линейных батальонов были составлены пехотные полки 22-й дивизии, причем 85-й назван Выборгским, хотя батальоны, образованные из прежнего Выборгского полка, пошли на составление 88-го пехотного Петровского полка, имевшего таким образом больше оснований именоваться Выборгским – Старый Великолуцкий полк в 1810 году был обращен в егерский, а в 1833, при упразднении егерей, расформирован. В 1835 году вновь сформирован пехотный полк, названный Великолупким. Император Александр III в 1884 году повелел для сохранения наименований двух старейших полков в России – Великолуцкого и Выборгского, старшинство их в виде исключения из общего правила присвоить 12 пехотному Великолуцкий и 85 пехотному Выборгский полкам. В приводимой таблице мы поэтому и в виде исключения помещаем эти полки.

3-й пехотный Нарвский (1703 – пехотный Шенбека, с 1708 года – Нарвский);

9-й пехотный Старо-Ингерманландский (1703 – пехотный Меньшикова, с 1704 года – Старо-Ингерманландский);

27-й пехотный Витебский (1703 – пехотный Скрипицына, с 1784 года Витебский);

38-й пехотный Тобольский (1703 – пехотный князя Репнина, с 1708 года Тобольский);

69-й пехотный Рязанский (1703 – пехотный Ланга, с 1708 года – Рязанский);

1-й пехотный Невский (1706 – пехотный Куликова, с 1711 года – Невский);

62-й пехотный Суздальский (1707 – пехотный Ренцеля, с 1727 года Суздальский) см. прим. 13-й пехотный Белозерский (1708 – гренадерский Репнина, с 1727 года – Белозерский);

16-й пехотный Ладожский (1708 – гренадерский Буша, с 1727 года Ладожский);

21-й пехотный Муромский (1708 – гренадерский Энгберга, с 1721 года Муромский);

63-й пехотный Углицкий (1708 – гренадерский Бильса, с 1727 года Углицкий);

Лейб-Гвардии Кексгольмский (1710 – гренадерский князя Барятинского, с 1727 года – Кексгольмский – сформирован как Второй Гренадерский);

8-й пехотный Эстляндский (1711 – Эстляндский гарнизон);

12-й пехотный Великолуцкий (1711 – Азовский гарнизон, с 1835 года Великолуцкий);

193-й пехотный Свияжский (1711 – Казанский гарнизон, с 1891 года Свияжский);

81-й пехотный Апшеронский (1722 – Астрабадский пехотный, с 1732 года Ашперонский);

84-й пехотный Ширванский (1724);

1-й лейб-драгунский Московский (1700 – драгунский Гулипа, с 1708 года Московский);

17-й драгунский Нижегородский (1701 – драгунский Морелия, с 1708 года Нижегородский);

12-й уланский Белгородский (1701 – драгунский Дев-герина, с 1826 года Белгородский);

13-й уланский Владимирский (1701 – драгунский Жданова, с 1708 года Владимирский);

Лейб-Гвардии Кирасирский Его Величества (1702 – драгунский князя Волконского, с 1796 года – Кирасирский Его Величества);

Лейб-Гвардии Кирасирский Ее Величества (1704 – драгунский Портеса, с 1796 года – Кирасирский Ее Величества);

10-й гусарский Ингерманландский (1704);

13-й гусарский Нарвский (1705 – драгунский Пестова, с 1708 года Нарвский);

5-й драгунский Каргопольский (1707);

1-й уланский Санкт-Петербургский (1707 – драгунский Гешова лейб-регимент, с 1721 года – Санкт-Петербургский);

4-й драгунский Новотроицко-Екатеринославский (1708 – драгунский Кропотова, с 1708 года – Новотроицкий, с 1783 года – Новотроицко-Екатеринославский);

3-й уланский Смоленский (1708 – драгунский Рославский, с 1765 года Смоленский);

11-й драгунский Рижский (1709 – гренадерский князя Кропоткина, с 1727 года – Рижский);

13-й драгунский Военного Ордена (1709 – гренадерский фон-дер Роопа, с 1774 года – драгунский Военного Ордена);

Лейб-Гвардии Конный (1721 – драгунский Кроншлотский, с 1730 года Конный);

Лейб-Гвардии артиллерийская бригада (1683 – бомбардирская рота, с 1796 года – Лейб-Гвардии артиллерийская бригада);

Гвардейский Экипаж (1710).

Примечание. Суздальский полк сформирован из остатков семи полков дивизии Востромирского, совершенно разгромленных при Фрауштадте. В таблицы включаются лишь полки, ни разу не расформированные. Первая дата – основание полка, вторая – пожалование полку настоящего имени. Многие полки переменили названия несколько раз. Мы можем отметить, что в 16-й пехотной дивизии старой Императорской Армии все четыре полка основаны Петром (и притом еще до Полтавской битвы).

14-й гренадерский Грузинский следует причислить к Петровским полкам: он сформирован в 1700 году, назван пехотным Александра Гордона, в 1708 Астраханским пехотным и в 1785 году переименован в Кавказский.

Офицерство в царской России всегда было особой «кастой», отличающейся как от солдат, так и от гражданских людей. Отстраненность от общества объяснялась, в частности, и тем, что офицеры не имели права присоединяться к политическим партиям, а должны были на протяжении всей жизни руководствоваться лишь принципами долга и чести. Где офицеры конца XIX - начала XX века проводили время, когда могли жениться и как защищали свою честь, расскажет Екатерина Астафьева.

Не кути
В 1904 году ротмистр Валентин Кульчицкий составляет своеобразный свод правил «Советы молодому офицеру». На основе его записок был создан «Кодекс чести русского офицера», в котором прописаны основные правила жизни - как личной, так и общественной. Например, офицерам советовалось «вести себя просто, с достоинством, без фатовства», но при этом не забывать о разнице между «полной достоинства вежливостью» и «низкопоклонством».

В 1904 году был создан «Кодекс чести русского офицера»

Один из пунктов кодекса гласил: «Не кути - лихость не докажешь, а себя скомпрометируешь». Правда, Лев Николаевич Толстой в «Войне и мире» весьма красочно изобразил кутежи цвета нации и, например, семеновского офицера Долохова, на спор выпивающего бутылку рома, сидя на окне третьего этажа со спущенными ногами. Вообще, настоящий офицер должен был уметь делать все в меру: если уж и пить, то не напиваться, если и играть в карты, то никогда не влезать в долги.

Деньги на ветер
Тем не менее в долги влезали часто: это и неудивительно, ведь офицерское жалованье в целом было невысоким. Оплатить карточный долг считалось делом чести (вспомним, как в том же романе Толстого Николай Ростов хотел покончить с собой из-за долга, который он был не в силах отдать). Обмундирование офицер должен был приобретать за свой счет, а цены, мягко говоря, кусались: в среднем мундир стоил примерно 45 рублей, сюртук - 32, фуражка - 7, сапоги - 10, портупея - 2,6 рубля. В число обязательных затрат входили также членство в офицерском собрании, офицерская библиотека, заемный капитал. Особенно накладно было служить в гвардейской пехоте, ведь полки нередко располагали в столице. Самые большие транжиры служили в гвардейской кавалерии. Они жили на широкую ногу, регулярно устраивая шикарные обеды, от участия в которых офицер не мог отказаться. Кавалеристы считали ниже своего достоинства сидеть в театре не в первом ряду партера или в ложе, от казенных лошадей, которые полагались каждому, они отказывались и покупали собственных, самых дорогих.

Жизнь по предписанию
Существовали и официальные предписания, как не уронить своего достоинства. Например, офицер не мог себе позволить посещать гостиницы и рестораны низших разрядов, трактиры, чайные и пивные, а также буфеты 3-го класса на железнодорожных станциях. Офицер не мог носить сумки и пакеты сам, а был обязан оплачивать доставку товаров на дом. Важным считалось не скупиться на чаевые, хотя далеко не у всех жалованье позволяло сорить деньгами.

Офицер не мог носить сумки и пакеты сам

О пристойности брака
В вопросах женитьбы офицеры также были ограничены. В 1866-м утвердили правила, по которым офицер не имел права жениться до 23 лет. До 28 офицер должен был испросить разрешение на брак у начальства, предоставив при этом имущественное обеспечение. Невесту нужно было выбирать сообразно с понятиями пристойности. Будущая жена должна была отличаться «доброй нравственностью и благовоспитанностью», к тому же принималось во внимание и общественное положение девушки. Офицерам запрещалось жениться на артистках и разведенных, взявших при разводе вину на себя. За вступление в брак без разрешения запросто могли уволить.

Офицер должен был испросить разрешение на брак у начальства

Четверги и вторники
Развлечения офицерам выбирать не приходилось. Обязательное посещение офицерского собрания перемежалось с домашними вечерами в офицерских семьях. Хорошим тоном считалось устраивать у себя «четверги» или «вторники», на которые приглашались сослуживцы и их родные. Служившим в столице везло больше, ведь можно было выходить в свет на регулярно устраиваемых балах и званых обедах. В сельской местности некоторые помещики, желающие доказать, что и у них общество не хуже, чем в городах, тоже любили приглашать офицеров на вечера. Отсутствие театров в глубинке компенсировали домашними концертами и любительскими спектаклями. В «Кодексе чести русского офицера» отмечалось, однако, что военным не принято танцевать на публичных маскарадах.

К барьеру!

Честь офицера не давала ему никаких привилегий, скорее наоборот - делала его еще более уязвимым. Немалой храбрости требовала готовность рисковать жизнью, чтобы не быть обесчещенным. Признаком дурного тона считалось демонстрировать обиду, но не предпринимать ничего, чтобы выяснить отношения с обидчиком. Цену слов повышала угроза смертельного поединка - публичное оскорбление неизбежно влекло за собой дуэль. С дуэлями в России изо всех сил боролись, но никакие императорские указы не могли запретить офицерам требовать удовлетворения от своих обидчиков. Офицер, снесший оскорбление и не вызвавший недруга на поединок, считался навсегда опозоренным. Интересно, что в 1894 году были изданы особые правила, некоторым образом легализующие дуэли.

С 1894-го суд мог официально постановить необходимость дуэли

Согласно величайшему повелению, все дела об офицерских ссорах направлялись в суд общества офицеров, который уже мог постановить необходимость дуэли. Настоящее бретерство было распространено в первой половине XIX века. Рылеев, например, готов был вызывать на дуэль по поводу и без, а солнце русской поэзии Пушкин до печально известного поединка как минимум 30 раз выходил к барьеру, так, правда, никого и не ранив.

Эпоха Петра Великого знаменита масштабами и силами новейших реформ. Они полностью изменили жизнь всех слоёв населения, начиная с государственных деятелей и заканчивая крепостными крестьянами. Наиболее значимыми являются военные реформы — это реорганизация и коренное изменение армии Российского государства в период с XIIV по XVIII век.

Пётр I – последний царь и первый император Российский. Родился в селе Коломенское 9 июня 1672 года. Пришёл к власти в возрасте 10 лет, хотя и номинально. Всё время своего правления после свержения царевны Софьи проводил в походах, которые позволили вывести страну на новый мировой уровень. Пётр создатель русского флота и полков, основатель новой столицы – Санкт-Петербурга, реформатор. Он является первым правителем России, который выехал за границу своей страны в Великом посольстве. Овладел многими профессиями, путешествуя по странам Европы. Пётр I – победитель в Северной войне, герой и мучитель для своего народа. Умер от болезни в возрасте 52 лет, так и не оставив наследника своей великой империи.

Суть реформ

Пётр I ещё в детстве стал увлекаться военным делом. Специально для него были созданы потешные полки, а потом и потешный флот, артиллерия. Игры по прошествии десятилетия, стали явью. Именно на этом опыте позже будет основана сильнейшая армия в Европе. Реформы армии были необходимы России во времена правления Петра. Они коренным образом изменили структуру, систему и содержание армии.

Основные принципы:

• Новый способ комплектования (рекрутские наборы);
• Создание единой системы управления войсками;
• Создание флота;
• Организация самостоятельного военного производства;
• Организация армии по европейскому образцу;
• Открытие специальных учебных заведений.

Причины реформ и их цель

Молодой царь понимал важность реформ, ведь причин было достаточно:

• Существующая армия состояла из ополчения и стрелецких рядов, которые не вызывали доверия у царя из-за частых бунтов.
• Армия была недееспособна и не организованна, это доказали Азовские походы;
• Близость войны со Швецией.

Главная цель: создание подготовленной и постоянной армии, способной привести Россию к победе в Северной войне.

Это интересно! Война со Швецией или Северная война (1700-1721 гг.) – конфликт между Швецией и Северным союзом. Последний был организован Петром I во время Великого посольства. Цель войны – получение выхода к Балтийскому морю и подъём международного авторитета российского государства.

Этапы реформы

Основа для реформ армии была уже заложена Алексеем Михайловичем – отцом Петра. Изменения не принесли полноценного результата, и армия оставалась недееспособной. Не существовало и строгой системы её организации. Так стрелецкое войско набиралось из желающих городского населения. Стрельцы, кроме военного дела, занимались и ремеслом. Не существовало полноценной системы управления. Разные приказы управляли различными частями армии, при этом между собой не сообщаясь.

Военная реформа была многогранна, обширна и охватывала не одну сферу общества. Эти преобразования заняли много времени. Условно можно выделить следующие направления:

• Комплектование
• Управление
• Структура
• Вооружение
• Образование

Ход реформ

Кроме всего вышеперечисленного, Пётр подумал и о перевооружении армии. Так были получены новые ружья и гранаты. Приглашались иностранные мастера и учителя. Реформы шли одна за другой. Бывали случаи, когда изменения не достигали своей цели, потому что были слишком резкими и необдуманными.

Плюсы и минусы военных реформ

То, что задумал Пётр I в полной мере осуществилось. Теперь никто в мире не сомневался в силе российского оружия, ведь самая сильная армия Европы была побеждена. Однако изменения имели как положительный, так и отрицательный результат:

Плюсы военной реформы:

• Победа в Северной войне принесла не только выход в Балтийское море, но и статус империи для Российского государства;
• Создание полноценной и постоянной армии, которая была способна не только вести боевые действия, но и с доблестью побеждать;
• Создание собственного военного производства, а именно самостоятельное обеспечение армии оружием, формой, артиллерией и т.д.;
• Сильный флот, которого как такового никогда не было в Российском государстве;
• Развитие образования, а именно открытие новых школ и специальных учреждений для освоения современных ремёсел.

Минусы военной реформы:

• Служба становилась обязательной для дворянства и сначала предполагалась как пожизненная, а позже 25-летняя;
• Полное закрепощение крестьян на производстве;
• Сильные материальные затраты, пагубно повлиявшие на жизнь простых людей.

Историческое значение военных реформ

Военные реформы позволили России ещё долгое время оставаться самой могущественной и сильной державой в Европе. Благодаря этим коренным изменениям Россия получила статус империи, что полностью изменило ход её истории.