Наступление армий русского Юго-Западного фронта в мае – июне 1916 года стало первой успешной фронтовой операцией коалиции стран Антанты. Более того – это был первый прорыв неприятельского фронта в стратегическом масштабе. Примененные командованием русского Юго-Западного фронта новшества в смысле организации прорыва неприятельского укрепленного фронта стали первой и сравнительно успешной попыткой преодоления «позиционного тупика», ставшего одной из приоритетных характеристик боевых действий периода Первой мировой войны 1914–1918 годов.
Тем не менее достичь победы в борьбе посредством вывода из войны Австро-Венгрии, так и не удалось. В сражениях июля – октября ослепляющие победы мая – июня были утоплены в крови громадных потерь, а победоносные стратегические результаты войны на Восточном фронте канули втуне. И в этом вопросе далеко не все (хотя и, бесспорно, очень многое) зависело от главнокомандования Юго-Западного фронта, которому принадлежит честь организации, подготовки и проведения прорыва неприятельской обороны в 1916 году.
Оперативно-стратегическое планирование русской Ставки Верховного Главнокомандования на кампанию 1916 года подразумевало проведение стратегического наступления на Восточном фронте соединенными усилиями войск всех трех русских фронтов – Северного (командующий – ген. А. Н. Куропаткин, с 1 августа – ген. Н. В. Рузский), Западного (командующий – ген. А. Е. Эверт) и Юго-Западного (командующий – ген. А. А. Брусилов). К сожалению, ввиду определенных обстоятельств преимущественно субъективного характера данное планирование так и не удалось воплотить в жизнь. Вследствие ряда причин, предполагаемая Ставкой ВГК в лице Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеева операция группы фронтов вылилась лишь в отдельную фронтовую операцию армий Юго-Западного фронта, в который входило от четырех до шести армий.
Германский военный министр и начальник Полевого Генерального штаба ген. Э. фон Фалькенгайн
Позиционная борьба предполагает большие потери. Особенно – со стороны наступающего. Особенно – если не удалось совершить прорыв обороны противника и тем самым компенсировать собственные потери, понесенные в ходе штурма. Во многом упорство командования Юго-Западного фронта на раз заданном направлении и пренебрежение высших штабов к потерям в личном составе действующих войск объясняются внутренней логикой неожиданно вставшей перед всеми сторонами позиционной борьбы и вытекающими отсюда способами и методами ведения боевых действий.
Как говорят современные авторы, разработанная странами Антанты стратегия «размена» как средство разрешения выхода из тупика позиционной войны не могла не привести к самым катастрофичным результатам, так как, прежде всего, «подобный образ действий чрезвычайно негативно воспринимается собственными войсками». Обороняющийся несет меньшие потери, ибо может в большей мере использовать преимущества техники. Именно такой подход надломил и германские армии, бросаемые под Верден: солдат всегда надеется выжить, но в том сражении, где ему наверняка суждено погибнуть, солдат испытывает только ужас.
Что же касается потерь, то данный вопрос весьма и весьма спорен. При этом не столько цифрой потерь вообще, сколько соотношением их между противоборствовавшими сторонами. Устоявшиеся в отечественной историографии цифры соотношения потерь составляют: полтора миллиона, в том числе треть военнопленными, у противника против пятисот тысяч у русских. Трофеи русских составили 581 орудие, 1795 пулеметов, 448 бомбометов и минометов. Эти цифры берут свое начало с примерного подсчета данных официальных сообщений, впоследствии обобщенных в «Стратегическом очерке войны 1914–1918 гг.», М., 1923, часть 5.
Спорных нюансов здесь множество. Во-первых, это временные рамки. Около полумиллиона человек Юго-Западный фронт потерял лишь в мае – середине июля. В то же время австро-германские потери в полтора миллиона человек исчисляются на срок до октября. К сожалению, в ряде солидных работ временные рамки вовсе не указываются, что лишь затрудняет понимание истины. При этом цифры даже в одном и том же труде могут быть разными, что объясняется неточностью источников. Можно подумать, что подобное умалчивание может затмить подвиг русских людей, не имевших равного с врагом оружия и потому вынужденных платить своей кровью за неприятельский металл.
Во-вторых, это соотношение числа «кровавых потерь», то есть убитыми и ранеными, с числом пленных. Так, в июне – июле из армий Юго-Западного фронта поступило максимальное количество раненых за всю войну: 197 069 чел. и 172 377 чел. соответственно. Даже в августе 1915 года, когда обескровленные русские армии откатывались на восток, месячный приток раненых составлял цифру в 146 635.
Все это говорит о том, что кровавые потери русских в кампании 1916 года были большими, нежели даже в проигранной кампании 1915 года. Этот вывод дается нам выдающимся отечественным военным ученым генералом Н. Н. Головиным, занимавшим в ходе наступления армий Юго-Западного фронта должность начальника штаба 7-й армии. Н. Н. Головин говорит, что в летней кампании 1915 года процент кровавых потерь составил 59 %, а в летней кампании 1916 года – уже 85 %. При этом в 1915 году в плен угодило 976 000 русских солдат и офицеров, а в 1916 году – всего 212 000. Цифры австро-германских военнопленных, взятых в качестве трофеев войсками Юго-Западного фронта, в различных работах также варьируются от 420 000 до «более 450 000», а то и «подравниваются» до 500 000 чел. Все-таки разница в восемьдесят тысяч человек весьма существенна!
В западной историографии порой называются и совсем уж чудовищные цифры. Так, Оксфордская энциклопедия говорит своему широкому читателю, что в ходе Брусиловского прорыва русская сторона потеряла миллион человек убитыми. Выходит, что почти половину всех безвозвратных потерь русская Действующая армия за период участия Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917 гг.) понесла именно на Юго-Западном фронте в мае – октябре 1916 года.
Встает закономерный вопрос: а что же русские делали раньше? Эта цифра, ничтоже сумняшеся, преподносится читателю, несмотря на то что еще британский военный представитель при русской Ставке А. Нокс сообщал, что около миллиона человек составили общие потери Юго-Западного фронта. При этом А. Нокс справедливо указывал, что «Брусиловский прорыв стал самым выдающимся военным событием года. Он превосходил другие операции союзников и по масштабу захваченной территории, и по количеству уничтоженных и взятых в плен солдат противника, и по числу вовлеченных вражеских частей».
Цифра в 1 000 000 потерь (это опора на официальные данные русской стороны) дается еще столь авторитетным исследователем, как Б. Лиддел-Гарт. Но! У него ясно сказано: «Общие потери Брусилова, хотя и ужасные, составившие 1 млн. человек…» То есть здесь совершенно справедливо говорится обо всех потерях русских – убитыми, ранеными и пленными. А по версии Оксфордской энциклопедии можно подумать, что армии Юго-Западного фронта, следуя обычному соотношению между безвозвратными и иными потерями (1:3), потеряли до 4 000 000 человек. Согласитесь, что разница более чем в четырехкратном размере – все-таки вещь весьма существенная. А всего-то добавили одно-единственное слово «убитыми» – и смысл меняется самым коренным образом.
Недаром ведь в западной историографии почти не вспоминают о русской борьбе 1915 года на Восточном фронте – той самой борьбе, что позволила союзникам создать свои вооруженные силы (прежде всего, Великобритания) и тяжелую артиллерию (Франция). Той самой борьбе, когда русская Действующая армия и потеряла большую часть своих сыновей, оплачивая русской кровью устойчивость и отдых Французского фронта.
Засада в лесу
А тут потери лишь убитыми: миллион человек в 1916 году и миллион до Брусиловского прорыва (общая цифра в два миллиона убитых русских дается в большинстве западных исторических трудов), вот и логический вывод, что русские в сражениях на континенте прилагали в 1915 году ничуть не большие усилия по сравнению с англо-французами. И это в то время, когда на Западе шло вялое позиционное «перепихивание», а весь Восток полыхал в огне! А почему так? Ответ прост: связались, мол, ведущие западные державы с отсталой Россией, а те и воевать-то как следует не умели.
Бесспорно, что серьезные исторические исследования западной историографии все-таки придерживаются объективных цифр и критериев. Просто почему-то в наиболее авторитетной и общедоступной Оксфордской энциклопедии данные неузнаваемо искажены. Представляется, это следствие тенденции преднамеренной недооценки значения Восточного фронта и вклада русской армии в достижение победы в Первой мировой войне в пользу блока Антанты. Ведь даже и тот же сравнительно объективный исследователь Б. Лиддел-Гарт также полагает, что «истинная история войны 1915 года на Восточном фронте представляет упорную борьбу между Людендорфом, пытавшимся добиться решительных результатов применением стратегии, которая, по крайней мере в географическом отношении, была непрямыми действиями, и Фалькенгайном, считавшим, что при помощи стратегии прямых действий он сможет уменьшить потери своих войск и одновременно подорвать наступательную мощь России». Вот так! Русские, считай, ничего и не делали, а если их и не выбили из войны, то лишь потому, что высшие военные руководители Германии не смогли столковаться между собой по поводу наиболее действенного способа разгрома русских.
Наиболее объективными представляются данные Н. Н. Головина, который называет общую цифру русских потерь в летней кампании 1916 года с 1 мая по 1 ноября в 1 200 000 убитыми и ранеными и 212 000 пленными. Ясно, что сюда должны входить также потери армий Северного и Западного фронтов, а также русского контингента в Румынии с сентября. Если вычесть из 1 412 000 предполагаемые потери русских войск на других участках фронта, то на долю Юго-Западного фронта останется не более 1 200 000 потерь. Однако эти цифры не могут быть окончательными, так как и Н. Н. Головин мог ошибаться: его труд «Военные усилия России в Мировой войне» чрезвычайно точен, но в отношении исчисления потерь в людском составе сам автор оговаривается, что приводимые данные являются лишь максимально приближенными, согласно авторским вычислениям.
В определенной степени эти цифры подтверждаются данными Начальника Военных Сообщений при Ставке Верховного Главнокомандующего ген. С. А. Ронжина, который говорит, что за весну – лето 1916 года с Юго-Западного фронта в ближний и дальний тыл было вывезено свыше миллиона раненых и больных.
Здесь также можно отметить, что цифра западных исследователей в 1 000 000 человек, потерянных русскими армиями в ходе Брусиловского прорыва за весь период ударов Юго-Западного фронта с мая по октябрь 1916 года, не является «взятой с потолка». Цифра в 980 000 человек, потерянных армиями ген. А. А. Брусилова, была указана французским военным представителем на Петроградской конференции февраля 1917 года ген. Н.-Ж. де Кастельно в рапорте французскому военному министерству от 25 февраля 1917 года. Очевидно, что это та официальная цифра, что была названа французам русскими коллегами самого высокого уровня – прежде всего, исполняющим обязанности Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего ген. В. И. Гурко.
Что же касается австро-германских потерь, то и здесь можно встретить самые различные данные, различающиеся чуть ли не в миллион человек. Так, самые большие цифры неприятельских потерь были названы самим главкоюзом ген. А. А. Брусиловым в своих воспоминаниях: свыше 450 000 пленных и свыше 1 500 000 убитыми и ранеными за период с 20 мая по 1 ноября. Эти данные, основанные на официальных донесениях русских штабов, и были поддержаны всей последующей отечественной историографией.
В то же время зарубежные данные не дают столь громадного соотношения потерь между сторонами. Например, венгерские исследователи, не приводя, правда, временных рамок Брусиловского прорыва, называют потери русских войск в более чем 800 000 человек при потерях австро-венгров (без немцев) «приблизительно 600 000 человек». Такое соотношение ближе к истине.
И в отечественной историографии существуют довольно осторожные точки зрения по данному вопросу, корректирующие как число русских потерь, так и соотношение потерь противоборствующих сторон. Так, специально исследовавший данный вопрос С. Г. Нелипович справедливо пишет: «…Прорыв у Луцка и на Днестре действительно потряс австро-венгерскую армию. Однако уже к июлю 1916 года она оправилась от поражения и с помощью германских войск смогла не только отразить дальнейшие атаки, но и разгромить Румынию… Противник уже в июне разгадал направление главного удара и затем отразил его с помощью мобильных резервов на узловых участках фронта». Далее, С. Г. Нелипович считает, что австро-германцы потеряли на Восточном фронте до конца 1916 года «чуть более 1 000 000 человек». И если против армий генерала Брусилова с других фронтов было переброшено тридцать пять дивизий, то Румыния потребовала для своего разгрома сорок одну дивизию.
Пулеметная точка на охране штаба
Таким образом, дополнительные усилия австро-германцев были в большей степени направлены не столько против русского Юго-Западного фронта, сколько против румын. Правда, следует учитывать, что в Румынии также действовали русские войска, которые к концу декабря 1916 года составили новый (Румынский) фронт в три армии, насчитывавших в своих рядах пятнадцать армейских и три кавалерийских корпуса. Это – более миллиона русских штыков и сабель при том, что собственно румынских войск на фронте находилось уже не более пятидесяти тысяч человек. Не вызывает сомнений, что с ноября 1916 года львиную долю союзных войск в Румынии составляли уже русские, против которых, собственно говоря, и сражалась та самая сорок одна австро-германская дивизия, понесшая в борьбе с румынами в Трансильвании и под Бухарестом не столь уж тяжелые потери.
В то же время С. Г. Нелиповичем называются и данные о потерях Юго-Западного фронта: «Только по приблизительным подсчетам по ведомостям Ставки, Юго-Западный фронт Брусилова потерял с 22 мая по 14 октября 1916 года 1,65 млн. чел.», в том числе 203 000 убитыми и 152 500 пленными. «Именно это обстоятельство и решило судьбу наступления: русские войска благодаря «методе Брусилова» захлебнулись собственной кровью». Также С. Г. Нелипович справедливо пишет, что «операция не имела четко поставленной цели. Наступление развивалось ради самого наступления, в котором априори предполагалось, что противник понесет большие потери и задействует больше войск, нежели русская сторона». То же самое можно было наблюдать в сражениях под Верденом и на Сомме.
Напомним, что ген. Н. Н. Головин указывал, что с 1 мая по 1 ноября все русские войска на Восточном фронте потеряли 1 412 000 чел. То есть это – на всех трех фронтах русской Действующей армии, плюс Кавказская армия, где в 1916 году было проведено три масштабные операции – Эрзерумская и Трапезундская наступательные и Огнотская оборонительная. Тем не менее называемые цифры русских потерь в различных источниках значительно расходятся (более 400 000!), и вся проблема заключается, очевидно, в исчислении потерь противника, которые даются, прежде всего, согласно ссылкам на официальные австро-германские источники, не отличающиеся надежностью.
Утверждения о ненадежности австро-германских источников уже неоднократно поднимались в мировой историографии. В то же время цифры и данные солидных монографий и обобщающих трудов базируются как раз на официальных данных, за неимением прочих. Сопоставление различных источников, как правило, дает тот же результат, так как все преимущественно исходят из одних и тех же данных. Например, русские данные также грешат большой неточностью. Так, последний отечественный труд «Мировые войны XX века», исходящий из официальных данных государств – участников войны, называет потери Германии в войне: 3 861 300 чел. всего, в том числе 1 796 000 погибших. Если учитывать, что большую часть своих потерь немцы понесли все-таки во Франции, а, кроме того, сражались на всех без исключения фронтах Мировой войны, то ясно, что больших цифр потерь против русского Юго-Западного фронта ожидать нельзя.
Действительно, в другой своей публикации С. Г. Нелипович представил австро-германские данные о потерях армий Центральных держав на Восточном фронте. По ним выходит, что в кампанию 1916 года противник потерял на Востоке 52 043 чел. убитыми, 383 668 пропавшими без вести, 243 655 ранеными и 405 220 больными. Это и есть те самые «чуть более 1 000 000 человек». Б. Лиддел-Гарт также указывает, что в руках русских оказалось триста пятьдесят тысяч пленных, а не полмиллиона. Хотя, как представляется, соотношение между ранеными и убитыми как девять к двум – это преуменьшение безвозвратных потерь.
Все-таки донесения русских командиров в полосе военных действий армий Юго-Западного фронта и воспоминания русских участников событий дают во многом иную картину. Таким образом, вопрос о соотношении потерь противоборствующих сторон остается открытым, так как наверняка данные обеих сторон грешат неточностью. Очевидно, истина и впрямь, как всегда, находится где-то посередине. Так, западный историк Д. Террейн приводит несколько иные цифры по всей войне, представленные самими немцами: 1 808 545 убитых, 4 242 143 раненых и 617 922 пленных. Как видим, разница с вышеназванными цифрами относительно небольшая, но тут же Террейн оговаривается, что, по подсчетам союзников, немцы потеряли пленными 924 000 чел. (отличие на треть!), так что «очень возможно, что в такой же степени занижены и две другие категории».
Также и А. А. Керсновский в своей работе «История русской армии» постоянно указывает на тот факт, что австро-германцы занижали действительное число своих потерь в сражениях и операциях, порой в три-четыре раза, одновременно чрезмерно завышая потери своих противников, особенно русских. Понятно, что такие данные немцев и австрийцев, подаваемые в ходе войны в качестве отчета, полностью перешли в официальные труды. Достаточно вспомнить цифры Э. Людендорфа о шестнадцати русских дивизиях 1-й русской армии на первом этапе Восточно-Прусской наступательной операции августа 1914 года, кочующие по всем западным и даже российским исследованиям. Между тем в 1-й армии в начале операции числилось всего шесть с половиной пехотных дивизий, а шестнадцати не было вообще и к окончанию.
Например, поражение русской 10-й армии в Августовской операции января 1915 года и пленение немцами 20-го армейского корпуса выглядят так, что германцами якобы было взято в плен 110 000 человек. Между тем, по отечественным данным, все потери 10-й армии (к началу операции – 125 000 штыков и сабель) составили не более 60 000 человек, в том числе большая часть, несомненно, – пленными. Но ведь не всю же армию! Недаром, немцы не только не сумели развить свой успех, остановившись напротив русских оборонительных рубежей на реках Бобр и Неман, но и были отбиты после подхода русских резервов. На наш взгляд, Б. М. Шапошников однажды справедливо отметил, что «германские историки твердо усвоили правило Мольтке: в исторических трудах «писать правду, но не всю правду». Применительно к Великой Отечественной войне о том же – заведомо ложном преувеличении сил противника немцами во имя превознесения собственных усилий, – говорит и С. Б. Переслегин. Традиция, однако: «В целом это утверждение является следствием умения немцев путем несложных арифметических манипуляций создать после сражения его альтернативную Реальность, в которой противник всегда бы имел превосходство (в случае немецкого поражения – многократное)».
Юнкера Николаевского кавалерийского училища в Действующей армии
Здесь надо привести еще одно любопытное свидетельство, которое, быть может, хотя бы в небольшой степени может пролить свет на принцип подсчета потерь в русских армиях в период проведения Брусиловского прорыва. С. Г. Нелипович, называя потери Юго-Западного фронта в 1 650 000 человек, указывает, что это есть данные подсчета потерь, согласно ведомостям Ставки, то есть, очевидно, согласно сведениям, прежде всего, представляемым штабом Юго-Западного фронта в высшие инстанции. Так вот по поводу подобных ведомостей интересное свидетельство можно получить от дежурного генерала при штабе 8-й армии графа Д. Ф. Гейдена. Именно этот институт штаба должен был составлять ведомости потерь. Граф Гейден сообщает, что в бытность ген. А. А. Брусилова командармом-8, генерал Брусилов умышленно завышал потери вверенных ему войск: «Сам Брусилов часто меня преследовал за то, что я слишком придерживаюсь истины и показываю высшему начальству, то есть штабу фронта, то, что в действительности есть, а не преувеличиваю цифр потерь и нужных пополнений, вследствие чего нам присылалось меньше того, что нам нужно».
Иными словами, генерал Брусилов, стремясь добиться присылки большого количества пополнений, уже в 1914 году, будучи тогда еще командармом-8, приказывал преувеличивать цифры потерь, дабы получить в свое распоряжение больше резервов. Вспомним, что резервы Юго-Западного фронта к 22 мая 1916 года, сосредоточенные позади 8-й армии, составляли всего лишь две пехотные и одну кавалерийскую дивизию. Резервов не хватало даже для того, чтобы развить успех: это обстоятельство, например, вынудило командарма-9 ген. П. А. Лечицкого посадить в окопы 3-й кавалерийский корпус ген. графа Ф. А. Келлера, так как больше некем было прикрыть оголившийся вследствие вывода пехотных корпусов на намеченные для прорыва участки фронт.
Вполне возможно, что и в 1916 году, на посту главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта, ген. А. А. Брусилов продолжил практику умышленного завышения потерь своих войск, чтобы получить от Ставки значительные пополнения. Если упомянуть, что резервы Ставки, сосредоточенные на Западном фронте, так и не были использованы по назначению, то такие действия генерала Брусилова, чьи армии имели громадные по сравнению с соседями успехи, представляются вполне логичными и как минимум заслуживающими сочувственного внимания.
Таким образом, официальные данные не есть панацея точности, и потому, наверное, надо искать золотую середину, опираясь в том числе и на архивные документы (которые, кстати, также имеют склонность к неправде, особенно в отношении всегда заведомо преувеличиваемых потерь противника), и на свидетельства современников. В любом случае, как представляется, в таких столь спорных вопросах можно говорить только о наиболее точном приближении к истине, но никак не о ней самой.
К сожалению, представляемые учеными те или иные цифры, показанные в архивах и, бесспорно, нуждающиеся в уточнениях, в дальнейшем распространяются в литературе уже как единственно истинные и имеющие далеко идущие последствия. При этом каждый такой «последующий распространитель» берет на вооружение те цифры (а они могут весьма отличаться друг от друга, как в примере с тем же Брусиловским прорывом – на полмиллиона потерь), которые выгодны для его собственной концепции. Так, бесспорно, что большие потери кампании 1916 года надломили волю личного состава Действующей армии к продолжению борьбы, а также повлияли на настроения тыла. Однако вплоть до падения монархии войска готовились к новому наступлению, тыл продолжал свою работу, и говорить о том, что держава рушилась, было бы преждевременно. Без определенных политических событий, устроенных либеральной оппозицией, морально надломленная страна, очевидно, продолжила бы борьбу до победы.
Приведем конкретный пример. Так, Б. В. Соколов, стремясь (во многом справедливо) объединить в своих выводах практику ведения войны Россией/СССР в XX веке в отношении человеческих потерь, старается называть крайние высшие цифры как для Первой мировой, так и для Великой Отечественной войн. Просто потому, что это и есть его концепция – русские ведут войну, «заваливая противника горами трупов». И если в отношении Великой Отечественной войны, которую Б. В. Соколов, собственно говоря, и изучает, данные выводы в работах подтверждаются теми или иными расчетами автора (неважно – верными или нет, главное, что расчеты проводятся), то для Первой мировой войны просто берутся те цифры, что наиболее подходят для концепции. Отсюда же и общие итоги ведения борьбы: «…окончательно подорвало мощь русской армии и спровоцировало революцию с формальной точки зрения успешное наступление русской императорской армии – знаменитый Брусиловский прорыв. Огромные безвозвратные потери, значительно превышавшие неприятельские, деморализовали русские войска и общественность». Далее оказывается, что «значительно превышавшие потери» – это в два-три раза.
В отечественной историографии приводятся различные цифры, но никто не говорит о том, что русские потери в Брусиловском прорыве превысили потери австро-германцев в два-три раза. Если, правда, только Б. В. Соколов имеет в виду исключительно безвозвратные потери, то тогда взятые им крайние цифры действительно присутствуют. Хотя, повторимся, что на надежность австро-германских данных рассчитывать нельзя, а между тем только они преподносятся чуть ли не как идеал военной статистики.
Характерное свидетельство: несмотря на мобилизацию в годы Второй мировой войны двадцати процентов населения в вооруженные силы, безвозвратные потери войск фашистской Германии представляются в три-четыре миллиона человек. Даже если предположить, что число калек – это примерно столько же, то удивительно поверить, что в 1945 году могла капитулировать как минимум десятимиллионная армия. С вдвое меньшим контингентом после Вяземского «котла» Красная армия опрокинула фашистов в Битве за Москву в декабре 1941 года.
А это – крайние цифры немецкой статистики. Только в отношении советских потерь берутся высшие крайние цифры, а в отношении немецких – низшие крайние цифры. При этом советские потери подсчитываются теоретическими расчетами на основании Книг Памяти, где неизбежны многочисленные накладки, а германские потери – просто на основании официальных данных низшего уровня подсчета. Вот и вся разница – зато как заманчив вывод о «заваливании врага трупами».
Одно ясно точно: русские войска Юго-Западного фронта в 1916 году потеряли очень много людей, так много, что это обстоятельство поставило под сомнение возможность достижения окончательной победы в войне под эгидой режима Николая II. Согласно тому же ген. Н. Н. Головину, в 1916 году процент кровавых потерь держался на уровне 85 %, в то время как в 1914–1915 годах он составлял лишь 60 %. То есть, вне сомнения, дело не столько в потерях вообще, сколько в соотношении платы за поманившую было победу. Смена ошеломительных успехов маневренных сражений тупой и донельзя кровопролитной лобовой «мясорубкой» не могла не понизить морального состояния солдат и офицеров, которые в отличие от вышестоящих штабов все прекрасно понимали. Войскам, но не штабам, было ясно, что лобовое наступление на ковельском направлении обречено на провал.
Во многом большие потери объясняются тем обстоятельством, что русские дивизии были слишком «перегружены» людьми по сравнению с противником. Перед войной русская пехотная дивизия имела в своем составе шестнадцать батальонов против двенадцати в армиях Германии и Австро-Венгрии. Затем, во время Великого отступления 1915 года полки были сведены в трехбатальонный состав. Тем самым достигался оптимальный коэффициент соотношения между человеческим «наполнением» такого тактически самостоятельного подразделения, как дивизия, и огневой мощью этой тактической единицы. Но после пополнения Действующей армии новобранцами зимой-весной 1916 года четвертые батальоны всех полков стали состоять из одних новобранцев (вообще отказаться от четвертых батальонов, только увеличивающих потери, русское командование так и не смогло). Степень же снабжения техникой осталась на прежнем уровне. Понятно, что избыток пехоты в лобовых боях, ведшихся к тому же в условиях прорыва сильных оборонительных полос противника, только увеличивал число напрасных потерь.
Суть проблемы здесь состоит в том, что в России не жалели человеческой крови – времена Румянцева и Суворова, бивших врага «не числом, но умением», безвозвратно прошли. После этих «российских победоносцев» воинское «умение» полководца неизбежно предусматривало и должное «число». Сам главкоюз ген. А. А. Брусилов говорил так по этому поводу: «Слыхал я упреки, что я не жалел дорогой солдатской крови. Признать себя в этом виновным я по совести не могу. Правда, раз дело началось, я настоятельно требовал доведения его до успешного конца. Что же касается количества пролитой крови, то оно зависело не от меня, а от тех технических средств, которыми меня снабжали сверху, и не моя вина, что патронов и снарядов было мало, недоставало тяжелой артиллерии, воздушный флот был до смешного мал и недоброкачественен и так далее. Все подобные тяжкие недочеты, конечно, влияли на увеличение наших потерь убитыми и ранеными. Но при чем же я тут? В моих настоятельных требованиях не было недостатка, и это все, что я мог сделать».
Вряд ли ссылки генерала Брусилова на недостаток технических средств ведения боя можно поставить в качестве несомненного оправдания за огромные потери. Упорство русских атак на ковельском направлении говорит, скорее, об отсутствии оперативной инициативы в штабе Юго-Западного фронта: выбрав один-единственный объект для ударов, русская сторона тщетно пыталась овладеть им даже тогда, когда стало ясно, что подготовленных резервов не хватит для наступления к Висле и в Карпаты. Чем надо было бы развивать прорыв к Брест-Литовску и далее, если те люди, что были подготовлены в период позиционного затишья, уже погибли в этих боях?
Тем не менее столь тяжелые потери в объективном отношении все-таки имеют оправдание. Именно Первая мировая война стала конфликтом, в котором средства обороны неизмеримо превосходили по своей мощи средства атаки. Поэтому наступающая сторона несла несравненно большие потери, нежели обороняющаяся, в условиях того «позиционного тупика», в котором с конца 1915 года застыл Русский фронт. В случае тактического прорыва оборонительных рубежей обороняющийся терял много людей пленными, но убитыми – гораздо меньше. Единственный выход был в достижении наступающей стороной оперативного прорыва и развертывания его в стратегический прорыв. Однако этого в позиционной борьбе ни одна из сторон так и не сумела добиться.
Примерно подобное соотношение потерь было свойственно и Западному фронту в кампании 1916 года. Так, в Битве на Сомме только в первый день наступления 1 июля по новому стилю британские войска потеряли пятьдесят семь тысяч человек, из коих – почти двадцать тысяч убитыми. Британский историк пишет об этом: «Более тяжелого поражения британская корона не знала со времен Гастингса». Причина этих потерь – атака той неприятельской оборонительной системы, что строилась и совершенствовалась не один месяц.
Битва на Сомме – наступательная операция англо-французов на Западном фронте по преодолению глубокоэшелонированной обороны германцев – проходила в то же самое время, что и наступление армий русского Юго-Западного фронта на Восточном фронте в ковельском направлении. За четыре с половиной месяца наступления, несмотря на высокую обеспеченность техническими средствами ведения боя (вплоть до танков на втором этапе операции) и доблесть английских солдат и офицеров, англо-французы потеряли восемьсот тысяч человек. Потери немцев – триста пятьдесят тысяч, в том числе – сто тысяч пленными. Приблизительно то же самое соотношение потерь, что и в войсках ген. А. А. Брусилова.
Конечно, можно сказать, что русские все-таки ударили по австрийцам, а не по немцам, качественный потенциал войск которых был выше, нежели у австро-венгров. Но ведь Луцкий прорыв и застопорился только тогда, когда на всех важнейших направлениях наступления русских войск появились германские части. В то же время только за лето 1916 года, невзирая на ожесточенные бои под Верденом и особенно на Сомме, немцы перебросили на Восточный фронт не менее десяти дивизий из Франции. А каковы результаты? Если русский Юго-Западный фронт продвинулся вперед на 30 – 100 километров по фронту шириной в 450 километров, то англичане прошли в глубь удерживаемой немцами территории лишь на десять километров по тридцатикилометровому фронту в ширину.
Можно сказать, что австрийские укрепленные позиции были хуже немецких во Франции. И это также верно. Но ведь и англо-французы имели гораздо более мощное техническое обеспечение своей операции. В количестве тяжелых орудий на Сомме и на Юго-Западном фронте разница была десятикратной: 168 против 1700. Опять-таки, англичане не испытывали нужды в боеприпасах, подобно русским.
И, что, наверное, самое главное, никто не подвергает сомнению доблесть британских солдат и офицеров. Здесь достаточно вспомнить, что Англия дала своим вооруженным силам более двух миллионов добровольцев, что в 1916 году на фронте находились почти исключительно добровольцы, и, наконец, что двенадцать с половиной дивизий, что дали Западному фронту британские доминионы, также состояли из добровольцев.
Суть проблемы вовсе не в неумении генералитета стран Антанты или непобедимости немцев, а в том самом «позиционном тупике», что образовался на всех фронтах Первой мировой войны потому, что оборона в боевом отношении оказалась несравненно сильнее наступления. Именно этот факт вынуждал наступающую сторону платить за успех громадной кровью даже при надлежащем артиллерийском обеспечении операции. Как абсолютно справедливо говорит английский исследователь, «в 1916 году немецкая оборона на Западном фронте не могла быть преодолена никакими средствами, имевшимися в распоряжении генералов союзных армий. До тех пор пока не будут найдены какие-то средства обеспечения пехоты более тесным огневым сопровождением, масштабы потерь будут огромными. Другим решением этой проблемы было бы прекратить войну совсем».
Сибирский летучий санитарный отряд
Остается только добавить, что так же непреодолимо немецкая оборона была выстроена и на Восточном фронте. Именно поэтому остановился Брусиловский прорыв и захлебнулся удар армий Западного фронта ген. А. Е. Эверта под Барановичами. Единственной альтернативой, на наш взгляд, могло стать только «раскачивание» неприятельской обороны перманентными переносами направления главного удара, как только предыдущее такое направление оказывалось бы под защитой сильной германской группировки. Это и львовское направление по директиве Ставки от 27 мая. Это и перегруппировка сил в 9-ю армию ген. П. А. Лечицкого, против которой не хватало немецких частей. Это и своевременное использование вступления в войну Румынии на стороне Антанты 14 августа.
Вдобавок, возможно, следовало в максимальной степени использовать кавалерию не в качестве ударной группы, а в качестве средства развития прорыва обороны противника в глубину. Отсутствие развития Луцкого прорыва наряду со стремлением штаба Юго-Западного фронта и лично главкоюза ген. А. А. Брусилова наступать именно на ковельском направлении привело к незавершенности операции и чрезмерным потерям. В любом случае на то, чтобы «заткнуть все дыры», у немцев не хватило бы войск. Ведь ожесточенные бои шли и на Сомме, и под Верденом, и в Италии, и под Барановичами, а в войну собиралась вступить и Румыния. Однако ни на одном из фронтов это преимущество не было использовано, хотя именно русский Юго-Западный фронт своим блестящим тактическим прорывом получил наибольшие возможности для того, чтобы переломить хребет вооруженным силам Центральных держав.
Так или иначе, русские людские потери кампании 1916 года имели массу важных последствий для дальнейшего развития событий. Во-первых, обескровившие армии Юго-Западного фронта громадные потери не внесли существенного изменения в общее стратегическое положение Восточного фронта, в связи с чем В. Н. Доманевский, генерал-эмигрант, считал, что «наступления в 1916 году обратились в прелюдию марта и ноября 1917 года». Ему вторит и ген. А. С. Лукомский, начальник 32-й пехотной дивизии, дравшейся в составе Юго-Западного фронта: «Неудача операции лета 1916 года имела своим последствием не только то, что этим затягивалась вся кампания, но кровопролитные бои этого периода дурно отразились и на моральном состоянии войск». В свою очередь, будущий военный министр Временного правительства ген. А. И. Верховский вообще считал, что «мы могли кончить войну в этот год, однако понесли «огромные, ни с чем не сообразные потери».
Во-вторых, гибель подготовленных за зиму солдат и офицеров, призванных в Вооруженные Силы после провальной кампании 1915 года, означала, что продвижение вперед, на запад, будет вновь, как и в 1914 году, подпитываться наспех подготовленными резервами. Вряд ли такая позиция была выходом из ситуации, однако в России почему-то не делали разницы между перволинейными и второочередными дивизиями, между кадровыми и ополченскими полками. Почти не делали, полагая, что раз поставленная задача должна быть выполнена любой ценой, вне зависимости от цены победы на данном участке фронта.
Бесспорно, удавшийся прорыв на Ковель должен был бы образовать громадную «прореху» в австро-германской обороне. Должны были бы перейти в наступление и армии Западного фронта ген. А. Е. Эверта. А в случае удачного продвижения вперед на очереди стояли и войска Северного фронта ген. А. Н. Куропаткина (в августе – Н. В. Рузского). Но ведь всего этого можно было бы добиться ударом на ином участке Юго-Западного фронта. На том, что был наименее укреплен, менее насыщен германскими дивизиями, имел бы больший диапазон альтернатив в отношении развития прорыва.
Однако, как бы в насмешку, русское командование предпочитало преодолевать оборону врага по линии наибольшего сопротивления. И это – после выдающейся победы! Примерно то же самое произойдет и в 1945 году, когда после ослепительной Висло-Одерской наступательной операции советское командование бросилось на штурм Берлина в лоб, через Зееловские высоты, хотя наступление армий 1-го Украинского фронта предоставляло куда большие успехи при гораздо меньших потерях. Правда, в 1945 году, в отличие от 1916 года, дело закончилось победой, а не отражением атак нашей стороны, но какова была цена.
Итак, цена кровью войск за победу Брусиловского прорыва была ни с чем не сообразна, да вдобавок победы в ударной армии фактически закончились уже в июне, хотя атаки продолжались еще три месяца. Впрочем, уроки были учтены: так, на Совещании высшего командного состава в Ставке 17 декабря 1916 года было признано, что напрасные потери только подрывают мобилизационные возможности Российской империи, уже и так близкие к исчерпанию. Признавалось, что необходимо «крайне внимательно относиться к операциям, дабы не было излишних потерь… нельзя операции производить там, где это невыгодно в тактическом и артиллерийском отношениях… как бы ни было выгодно направление удара в стратегическом отношении».
Главным следствием исхода кампании 1916 года стал воспринятый российским социумом заведомо неверный и несправедливый тезис о решительном подрыве престижа и авторитета существующей государственной власти в смысле обеспечения конечной победы в войне. Если в 1915 году поражения Действующей армии объяснялись недостатками техники и боеприпасов, и войска, все отлично понимавшие, тем не менее дрались с полной верой в конечный успех, то в 1916 году было практически все, а победа вновь ускользнула из рук. И речь здесь идет не о победе на поле боя вообще, а о диалектическом соотношении победы, платы за нее, а также видимой перспективы конечного благоприятного исхода войны. Неверие в командиров вызвало сомнения в возможности достижения победы под эгидой существующей верховной власти, которая в описываемый период была авторитарно-монархической и возглавлялась императором Николаем II.
Из книги В схватке с «волчьими стаями». Эсминцы США: война в Атлантике автора Роско ТеодорИтоги Влияние анархономики на вашем рынке в будущем утвердится и усилится под влиянием нескольких факторов. Емкость и мощность компьютеров возрастет. Более распространенным станет и мобильное подключение к интернету.В результате появятся более эффективные способы
Из книги Другая хронология катастрофы 1941. Падение "сталинских соколов" автора Солонин Марк СемёновичИтоги Значение Корейской войны оказалось колоссальным. Соединенные Штаты оказались вовлеченными в войну на Азиатском материке. Они сражались в обычной войне с китайцами, имевшими неисчерпаемые людские ресурсы, значительно превосходившие возможности США. Никогда ранее
Из книги Крылья Сикорского автора Катышев Геннадий ИвановичИтоги операции 1. Потери в корабляхАРГЕНТИНА Крейсер «Генерал Бельграно» + ПЛ «Санта Фе» ++ Патр. катер «Ислас Мальвинас» ++ Патр. катер «Рио Игуасу» + Транспорт «Рио Каркарана» + Транспорт «Ислас де Лос Эстадос» + Транспорт «Монсумен» выбросился на берег, поднят, но списан
Из книги Жить в России автора Заборов Александр ВладимировичНекоторые итоги К концу лета 1944 года подводная война практически завершилась. Немецкие лодки оказались совершенно неспособны перерезать коммуникации, идущие из Америки к новому фронту в Европе. Огромное количество транспортов, необходимое для нормального снабжения
Из книги Три цвета знамени. Генералы и комиссары. 1914–1921 автора Иконников-Галицкий Анджей1.6. Итоги и обсуждение В самом начале четвёртой главы мы обсудили некоторые характерные особенности боевых действий в Прибалтике. Сейчас же я хочу обратить внимание читателя на две примечательные черты в изображении и восприятии истории этих событий. Летом 41-го среди
Из книги В поисках Эльдорадо автора Медведев Иван Анатольевич Из книги Русская мафия 1991–2014. Новейшая история бандитской России автора Карышев Валерий Из книги Крах плана «Барбаросса». Том II [Сорванный блицкриг] автора Гланц Дэвид МИтоги Снесарев был поставлен во главе Академии как раз тогда, когда разворачивалось деникинское наступление на Москву. Наступление закончилось катастрофой; белые откатились к Белгороду и Харькову. В ноябре 1919 года Деникин назначил своего недруга Врангеля командующим
Из книги автораИтоги Продолжавшаяся два года и десять месяцев первая английская кругосветная экспедиция стала самым выгодным коммерческим предприятием в истории мореплавания. Елизавета I и другие пайщики получили 4700 % прибыли на вложенный капитал. Стоимость привезенных Дрейком
Из книги автораИтоги в МВД Выступая на коллегии ГУ МВД по Москве, посвященной итогам работы полиции в 2013 году, глава МВД РФ Владимир Колокольцев жестко раскритиковал действия стражей порядка. Оказалось, что, добившись в целом неплохих результатов в своей работе, они занимались и
Из книги автораГлава 10 Итоги Когда 22 июня 1941 г. германский вермахт устремился на восток на Советский Союз, приступив к реализации плана «Барбаросса», рейхсканцлер Германии Адольф Гитлер, его генералы, большинство немцев и значительная часть населения стран Запада ожидали скорой
Среди русских успехов Первой мировой войны Брусиловский прорыв стоит особняком как самая успешная и масштабная наступательная операция. Её результаты – предмет для полемики, потому что после столь блестящей победы не произошло ожидаемого уничтожения австро-венгерских армий и захвата всей Галиции, но надлом военной машины противника и коренной перелом в войне в пользу Антанты всё-таки обозначился.
Вопрос состоит в том, какую именно цель преследовало этим наступлением высшее военное руководство в Ставке? Как известно, наступление Юго-Западного фронта стало частью общей стратегии Алексеева в 1916 году. Какие цели преследовала эта стратегия в 1916 году и как она отразилась на планировании и развитии наступления Брусилова на Юго-Западном фронте? Какие именно факторы стали решающими?
Теория и стратегия.
С установлением позиционного тупика на Восточном фронте осенью 1915 года перед русским командованием стояла особая стратегическая ситуация. Войска в результате «Великого отступления» отошли в болотисто-лесистые районы Беларуси. Путь на оперативный простор Польши, Силезии и Галиции им преграждали леса и болота, в том числе разделившее фронт на две части Полесье – лесная территория на Волыни и Южной Польше, отделявшая территории Украины от Беларуси. Единственным способом преодолеть это препятствие было овладение железнодорожными узлами, с помощью которых войска могли преодолеть естественные преграды и выйти на оперативный простор.
Историк М.В. Оськин приписывал эту стратегию влиянию популярной в XIX веке «Теории ключей», по которой важным в военной операции считался захват пункта, который обеспечивал овладение регионом. При всех неточностях, которыми изобилуют труды данного историка, в них есть доля истины. известный военный историк А.А. Керсновский писал в своей «Истории русской армии» об этой стратегии времён Первой Мировой: «Русские стратеги мировой войны, разгром живой силы врага отнюдь не считали «реальной целью», полагая таковую лишь в занятии географических объектов . «…» чисто обывательский взгляд Ставки Верховного главнокомандующего, расценивавшей успехи лишь с точки зрения занятия «пунктов», отмеченных на карте жирным шрифтом ».
Восточный фронт в марте 1916 года
Собственно, как писали современные исследователи, «русское командование обнаруживало стремление к захвату географических пунктов, а не к широкому маневру. Эти географические пункты… представляют собой «ключи», захват которых должен дать победу. Понятие о разрешающих оперативные и тактические проблемы ключах позиций, пропагандируемое в свое время эрцгерцогом Карлом и перенесенное генералом Жомини в первой половине XIX столетия в русскую военную академию, еще находило себе место в среде русских генералов на рубеже XX столетия… ».
Роль этих «ключей» подробно объяснял Б. Лиддл-Гарт в своём знаменитом труде «Стратегия непрямых действий». Так как в Германии и Австрии была достаточно густая железнодорожная сеть, то рокадные железные дороги, их узлы и сети дорог имели особое значение на Восточном театре. Подобная ситуация прослеживалась лишь в Польше, и, пользуясь этим, немцы первоначально планировали подманить русские войска ближе к Силезии, а затем, взяв в окружение, уничтожить их ударами из Восточной Пруссии и Галиции.
С 1915 года потеря узлов русских рокадных железных дорог поставило нашу Ставку в безвыходное положение. Она была обречена таранить немецкую позиционную оборону с целью выхода к этим узлам и их захвата, и только тогда можно было развивать полномасштабное наступление с целью выхода из позиционного тупика, позволяющее достичь быстрой победы над противником.
Позиционный тупик и русские планы
Проблема позиционного тупика встала в методах и средствах его преодоления. Позиционный тупик установился на Восточном фронте с осени 1915 года, протянувшись сплошными линиями укреплённых полос от Балтики до Днестра, и командование обеих сторон столкнулось с таким феноменом впервые, совершенно не зная, как надо преодолевать эту оборону. По мнению современного историка А.Б. Асташова, позиционная война – это борьба на близких расстояниях за укреплённые позиции, при отсутствии крупных маневренных операций, медленного продвижения по местности противников значительное присутствие инженерных и технических вооружённых средств.
Также её позиционный характер проявлялся в паритете средств обороны и наступления, с учётом малой активности атакующих дивизий в зоне прорыва и большой активностью резервных дивизий, перевозимых посредством железнодорожного манёвра (выделено автором). О важности железных дорог упоминал и Брусилов, когда писал, что немцы успеют перебросить несколько дивизий по железным дорогам, а он – лишь одну. Он имел в виду, что именно от наличия железных дорог зависит скорость сосредоточения войск, а значит, и победа.
Русские армии были вытеснены в бездорожные районы, и их снабжение зависело исключительно от внутренних линий и Московского узла железных дорог. Войска были лишены возможности быстрого подвоза и перегруппировки войск, лишая самих себя возможности манёвра, делая армию медлительной и неподвижной, что ставило вопросом стратегической необходимости захвате занятых немцами железнодорожных узлов. Для выхода к ним необходимо было преодолеть позиционный тупик и перейти к манёвренной войне.
В декабре 1915 года было организована первая попытка преодоления позиционного тупика на востоке – операция на реке Стрыпа силами войск генерала от инфантерии Д.Г. Щербачёва, которая окончилась неудачей. По словам Зайончковского, операция стала прелюдией к летним боям 1916 года, показав степень неготовности русской армии к борьбе с укреплениями и техникой уровня противника.
В марте 1916 года наступление в районе озера Нарочь силами Западного и Северного фронтов также разбились об немецкую оборону, ввиду того что было невозможно наладить связь и обеспечение наступающих войск через развороченную артиллерией местность. Бои на Стрыпе и Нарочи оказались неудачными попытками прорвать позиционный тупик, так как отсутствовало взаимодействие артиллерии, а продолжение выполнения планов вело к неоправданным потерям.
Первоначально речь шла исключительно об обороне собственных позиций, так как русская армия была ослаблена «Великим отступлением». По мнению начальника штаба Ставки Верховного Главнокомандующего, генерала от инфантерии М.В. Алексеева, оборона и наступление были возможны лишь при превосходстве живой силы, что достигалось севернее полесья на Северном и Западном фронтах; Юго-Западный фронт должен был по планам играть лишь вспомогательную роль.
Генерал Алексеев в Ставке
Сам Брусилов всячески и активно защищал версию, из которой следовало, что его вспомогательная роль заключалась в захвате Ковеля – важного железнодорожного узла на Волыни, открывавшего путь в Южную Польшу. Роль этих рокадных узлов подчёркивал ещё в 80-х годах XIX века военный министр генерал-фельдмаршалом Д.А. Милютин. В своих планах он указывал, что фактически сообщение вероятного театра войны с центральной Россией держится на Брест-Литовском железнодорожном узле, позволявшем перебрасывать русские войска через Полесье и болота на Припяти.
С развитием железнодорожного строительства выросла и роль Ковеля, как нового узла. В наступательных планах фронтов на 1916 год важная роль отводилась взятию крупных железнодорожных узлов, могущих дать русским преимущество в борьбе с немцами.
Через Галицию на Балканы, или через Полесье на Берлин?
Севернее Полесья русские войска должны были драться с сильными в обороне германцами и преодолевать мощные оборонительные линии. Алексеев рассчитывал на план, который мог решить исход манёвренной войны: русские войска должны были прорвать оборону австрийцев в Галиции и двигаться на юг, на соединение с наступавшим Салоникским фронтом союзников.
Генерал Алексеев хотел этого наступления, потому что рассматривал Балканы как основное направление внешней политики России, и, в связи с военным поражением Сербии и Черногории, считал необходимым координацию союзных сил, дабы организованно противостоять австро-германцам и склонить, наконец, колеблющихся греков и румын на сторону Антанты.
Он предлагал не наносить удары по местам непосредственной обороны германцев, а бить по их союзникам и слабым местам, т.е. обороняться на англо-французском и русском фронтах, а удары наносить по Австрии через Балканы и силами Юго-Западного фронта. Ему требовался балканский фронт как возможность оттянуть силы врага из Буковины и развить успех русского удара в данном направлении, дабы сжать кольцо вокруг Австро-Венгрии, расчистить Италии дорогу для наступления и вовлечь Румынию в стан Антанты.
Он рассчитывал, что именно такими ударами он способен вытеснить австрийцев и решить балканские вопросы, но, более того, русская армия, громя противников по одиночке, должна была ослабить Германию, и тогда было более чем возможно сокрушить немецкую оборону, если не выйти ей в тыл через венгерскую равнину и южную Польшу. Но союзники, ввиду подготовки решающего наступления во Франции, не могли выделить достаточно сил в Македонию, и Алексееву пришлось следовать планам, утверждённым на февральской межсоюзнической конференции в Шантильи – искать решение войны на главных театрах, одним из которых являлся русский.
Балканы в 1916 году
Тем не менее, русские и французы искали методы привлечения в свои ряды новых союзников на Балканах, рассчитывая их штыками решать вопросы союзной стратегии. Ещё накануне войны Россия и Франция сделали всё, что возможно, для того чтобы Румыния не вступила в войну на стороне Центральных держав, а в 1914-1915 гг. борьба шла уже за выступление в лагере Антанты. К 1916 году вопрос вступления Румынии в войну свёлся лишь к военным вопросам.
Весной-летом 1916 года румынский премьер-министр Йен Братиану ставил условием выступления Румынии наличие 250 000 русских солдат в Добружде для обеспечения прикрытия от Болгарии, в то время как румынская армия двинулась бы против Австро-Венгрии. Алексеев был категорически против такого большого количества войск, ослаблявшего армию перед готовящимся генеральным наступлением.
Французский военный атташе в России, генерал По сообщил Алексееву мнение в отношении столь больших требований румын: эти войска будут надёжным тылом, на который будет опираться румынское наступление, оттягивание на себя болгар поспособствует удару союзников от Салоник. Алексеев вежливо отвечал отказом, указав на то, что ввиду слабости болгар и австрийцев, разгрома турок на Кавказе, румынам ничего не угрожает, хотя в письме министру иностранных дел Сазонову он назвал другую причину отторжения плана союзников – ослабление русского фронта и лишение его наступательной возможности.
При этом румыны не давали чётких гарантий своих действий, что очень не нравилось Жоффру, который считал, что такая группировка в Добрудже лишь ослабит русский фронт накануне его наступления. Непомерные требования румын вынуждали Алексеева отказываться от их помощи, а это вело к затягиванию переговоров, что не нравилось французскому командованию, придававшему большое значение Румынии.
Пока Румыния была нейтральной и шёл торг за цену её вступления в ряды Антанты, Алексеев решил решать насущные проблемы фронта и стратегии. 22 марта он изложил Верховному Главнокомандующему, императору Николаю II, свои соображения по поводу будущей кампании лета 1916 года, основываясь на опыте боёв на Стрыпе и Нарочи.
Он предложил два варианта наступления на фронте – наступление севернее Полесья и наступление на юге. Наступление на севере соответствовало общесоюзным решениям на конференции в Шантильи – вести решающее наступление на главных фронтах совместными наступательными операциями. Ввиду достигнутого русскими численного перевеса севернее Полесья, он предлагал оставить войска там, чтобы при случае иметь силы для ликвидации вероятного наступления австро-германцев.
Румынские офицеры в 1914 году
Выжидание в обороне было, по его мнению, бессмысленным, так как оборона требовала таких же материальных затрат, как и наступление, а на 1200-вёрстном фронте русские были уязвимы повсюду ввиду плохих железных дорог и растянутости сил. Эти обстоятельства, вкупе с обязательствами в Шантильи, заставили Алексеева убедиться в бесперспективности войны на истощение и сделать выбор в пользу наступления, дабы «упредить противника, наносить ему удар, заставить его сообразоваться с нашей волей, а не оказаться в тяжёлом полном подчинении его планам, со всеми невыгодными последствиями исключительно пассивной обороны ».
Он рассчитывал силами Северного и Юго-Западного фронтов произвести два коротких, но очень сильных удара, которые отвлекут стратегические резервы противника, для развития успеха Западного фронта на Берлинском направлении. В качестве главного удара было избрано Виленское направление, куда направляли свои силы Западный и Северный фронты.
Юго-Западный фронт должен был лишь сковывать австро-венгерцев и германские части на юге и перейти в наступление только после успеха у Эверта и Куропаткина в направлении Луцк-Ковель из района Ровно. Этот план был утверждён в директиве № 2017\806 на совещании в Ставке 1 (14) апреля 1916 года.
Новая победа Брусилова и старые планы Алексеева
22 мая (4 июня) между 4-мя и 5-ю часами утра началась длительная артподготовка, после которой русские войска перешли в наступление на протяжении всего Юго-Западного фронта. Это наступление вошло в историю как Брусиловский прорыв – единственное в истории сражение, названное по имени полководца, которое достигло впечатляющих успехов в первые дни.
Верховный Главнокомандующий, император Николай II записал в своём дневнике: «Вчера, на многих участках Юго-Западного фронта, после сильного обстрела неприятельских позиций, был произведён прорыв их линий, и в общем захвачено в плен 13 000 человек, 15 орудий и 30 пулемётов. Благослови Господи наши доблестные войска дальнейшим успехом ».
Сам главнокомандующий Юго-Западным фронтом, генерал от кавалерии А.А. Брусилов отметил это в своих мемуарах так: «Я не буду подробно, как и раньше, описывать шаг за шагом боевые действия этого достопамятного периода наступления вверенных мне армий. Скажу лишь, что к полудню 24 мая нами было взято в плен 900 офицеров, свыше 40 000 нижних чинов, 77 орудий, 134 пулемёта и 49 бомбомётов, к 27 мая нами уже было взято 1240 офицеров, свыше 71 000 нижних чинов и захвачено 94 орудия, 179 пулемётов, 53 бомбомёта и миномёта и громадное количество всякой другой военной добычи ».
Помимо богатых военных трофеев, войска прорвали фронт протяжённостью 480 километров, были уничтожены 4 и 7 австро-венгерские армии, русские войска получили моральную победу после долгих поражений. Это отмечал позже генерал-лейтенант Андрей Андреевич Свечин: «Отстающих в атаках не было ».
Тем временем, с 5 (17) по 14 (27) июня австрийцы выводили войска на русский фронт. 14 июня австрийское командование отдало приказ о прекращении наступления в Италии, что дало возможность итальянцам приготовиться к контрнаступлению, а австрийцы начали отступать.
Брусиловский прорыв стал первой успешной наступательной операцией в условиях позиционной войны. Правда, выход на оперативный простор Галиции, по мнению военного историка Строкова, ещё не значил преодоление позиционного тупика.
Ставка решила воспользоваться столь крупным успехом. Алексеев, предполагавший первоначально наступать на Берлин силами Западного фронта, теперь вернулся к своей идее удара на Балканы. Генерал хотел этого наступления, так как он рассматривал Балканы в качестве основного направления внешней политики России, и в связи с военным поражением Сербии и Черногории считал необходимым координацию союзных сил, дабы организованно противостоять австро-германцам и наконец склонить колеблющихся греков и румын на сторону Антанты.
Он предлагал обороняться на англо-французском и русском фронтах, а удары наносить по Австрии через Балканы и силами Юго-Западного фронта. Ему требовался балканский фронт как возможность оттянуть силы врага из Буковины и развить успех русского удара в данном направлении: сжать кольцо вокруг Австро-Венгрии, расчистить Италии дорогу для наступления и вовлечь Румынию в стан Антанты.
Они героически умирали, но так и не переломили ход войны
Алексеев рассчитывал, что именно такими ударами он способен вытеснить австрийцев и решить балканские вопросы. Такая стратегия больше способствовала преодолению позиционного тупика, чем прямые удары в лоб по укреплённым позициям германцев, и позволяла использовать русское преимущество в живой силе.
Его предложения были отвергнуты французским командованием ввиду того, что неудача под Дарданеллами убедила англо-французов в неэффективности подобного рода действий. Французы решили добывать победу путём кратчайшего удара непосредственно по главному противнику – Германии, так как немцы стояли у ворот Парижа, а лишних сил у французского командования для Салоник не было.
Лично Жоффр поддерживал идею удара на Балканах, несмотря на активные протесты англичан и их заявления о том, что такая операция не достигнет успеха. Представитель Великобритании в Шантильи, генерал Робертсон, излагал, что ввиду горной местности, враждебности греческого населения и готовящегося будущего наступления на западе невозможно сосредоточить достаточно войск для охраны коммуникаций, наладить подвоз снабжения войскам и обеспечить наступающие части. С его точки зрения, эта операция будет бессмысленной и не даст стратегических результатов, поэтому лучше было бы выжидать на Салоникском фронте. Впрочем, Алексеев предвидел такую ситуацию и описал ее в письме генералу от кавалерии Якову Григорьевичу Жилинскому, представителю Россий в Шантильи.
Алексеев пытался подтолкнуть союзников к решению о наступлении на Салоникском фронте, дабы нанести более чувствительные потери Австро-Венгрии. Жилинский телеграфировал Алексееву, что союзники сами ещё не пришли к полному соглашению по вопросу о Салониках.
Согласно донесению Жилинского, планы союзников на совещании в Амьене 26 мая заключались в том, что, возможно, в будущем необходимо отступить на линию Ипр-Валансьенс-Хирсон-Верден, где сокращение фронта позволит усилить стратегические резервы. Далее предполагалось отбросить центр немцев к границе Бельгии, что дало бы пространство и высвободило резервы, и решительным ударом оттеснить немцев к Рейну. Союзниками было принято решение о войне на истощение ресурсов Германии и её союзников.
Так союзники хотели обеспечить себя численным и техническим преимуществом перед решающим ударом, который должен был быть надломить силы Германии и принести победу на кратчайшем направлении.
Ввиду такого противодействия Алексееву снова пришлось отказаться от удара на Балканы и продолжать вести наступление на западном направлении – против Германии. С началом наступления на Юго-Западном фронте Алексеев советовал Брусилову перенести усилия на юг – ко Львову, чтобы перерезать коммуникации австрийцев в Галиции и вывести Австрию из войны. В директивах штаба Ставки Брусилову предписывалось отрезать австрийцев от рубежа реки Сан и уничтожать их, не давая им отступать.
Любопытно отметить, что русское командование всё-таки учло уроки галицийской битвы августа-сентября 1914 года, когда ослабленные армии северного фланга не могли преследовать австрийцев, а южные армии были заняты захватом крупных пунктов. Австрийцы тогда фактически беспрепятственно сумели уйти за Сан и отступить к Карпатам. Теперь Алексеев и император желали уничтожить живую силу неприятеля, чтобы спокойно занимать стратегически важные районы. Ставка знала требования современной войны, но вот фронтовое командование не всегда оказывалось на высоте.
Тем временем, между командующими фронтами и начальником штаба Ставки завязывается переписка, которая фактически решала один вопрос – куда двигаться дальше и как это сделать?
Борьба за главное направление
Алексеев искренне желал начать всеобщее наступление русских армий на Запад, поэтому он пытался координировать удары главнокомандующего Западным фронтом генерала от инфантерии А.Е. Эверта и главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерала от кавалерии А.А. Брусилова. Алексеев обозначил идею русского фронта: сосредоточить силы в один кулак и ударить на Брест с помощью атак под Ковелем, Пинском и Барановичами с дальнейшим выдвижением Брусилова на реку Сан, чтобы разобщить немцев и австрийцев, отрезать их от тыловых сообщений, растянуть германский фронт. Немцы должны будут снять силы из Франции к ожидаемому 15 июня наступлению союзников.
Эверт чётко обозначил выгоды от наступления Юго-Западного фронта: удар от Пинского района в направлении Брест-Кобрин приведёт к гораздо большим результатам, чем удар на Вильно в лоб, планировавшийся изначально. Он выведет противника на неукреплённую местность, и война перейдёт в манёвренную, что увеличит русское преимущество в живой силе. Для всего этого необходимо усиление войск в районе Пинск-Барановичи и Юго-Западного фронта.
Наступление на Вильно было бы долгим, Юго-Запад успел бы исчерпать свои резервы, и внезапность удара бы пропала. Ввиду ожидаемого скорого падения Ковеля и Владимир-Волынска под ударами войск Брусилова армии могли угрожать Брест-Литовску, немцы сразу бы очистили район Пинска. Ударом от Барановичей, который планировался как вспомогательный, можно было создать им угрозу в направлении на Брест и Гродно, вынудить их отступить, оголить фланги и тем самым ослабить немцев у Вильно. Если под Пинском наступление будет успешным, бой под Барановичами станет существенно проще.
Алексеев был обеспокоен его предложением насчёт Барановичей, ведь это могло, по его мнению, не отвлечь сил врага и не дать результата, тем паче он первоначально планировал достичь успеха в этом районе по-иному: 4 армия Западного фронта должна была бить в районе Новогрудок-Слоним, а 8 армия ударом от Ковеля оказать ей помощь в атаке на район Кобрин-Брест. Таким образом, Пинское направление приобретало всё большую значимость для командования. Алексеев желал ускорить удар на Ковель и усилить Брусилова тремя корпусами, которые после взятия его развили бы удар на Пинск, чтобы освободить силы Брусилова для разгрома австрийцев.
Эверт заявил Алексееву, что в случае успеха у Брусилова он немедленно начнёт подготовку удара на Барановичи. В итоге Алексеев передал ему окончательное решение о наступлении у Барановичей и Пинска, чтобы обеспечить успех Каледину у Ковеля, и ещё 2 июня указал, что «разгром в районе Пинска и использование успеха не могут остаться без существенного влияния на развитие вашей операции ».
Важность Барановичей обуславливала железнодорожная ветка, которая давала короткую и быструю связь для австро-германского фронта: Вильно–Лида–Барановичи–Брест-Литовск–Ковель–Луцк, и в случае взятия Барановичей связь для германцев бы прерывалась по всему фронту.
Как можно понять из столь детальных описаний планировавшихся Алексеевым и Эвертом ударов, вся суть стратегии сводилась к овладению узлами рокадных железных дорог, которые позволяли преодолеть лесисто-болотистые районы, заставляли немцев отступать под угрозой окружения, очищая Белоруссию, и выводили армии на просторы Польши и Галиции. Там начиналась уже манёвренная война, где преимущество было у русских, обладавших огромной живой силой, и взятие железнодорожных узлов позволяло как оперировать этими массами войск, так и держать под контролем стратегически важные районы для дальнейшего наступления.
Если вернуться к происходившим событиям, то в результате неудачных ударов 8 и 3 армий против немцев в болотистых районах Припяти, Брусилов и Эверт явно приуныли и не желали начинать серьёзное движение войск один без другого. Результатом стала передача 3 армии Брусилову для овладения Пинском и Ковелем в районе Припяти, создания угрозы немцам с фланга и даже реального разрыва австро-германского фронта, и требования о немедленном начале наступления на Западном фронте.
Эверт начинал наступление на Барановичи, считая, что этот удар в лоб, не обеспеченный ни силой, ни движением соседей, обречён на неудачу, и оказался прав – позиционная борьба привела к большим потерям и нулевому результату. Тогда Алексеев применил другой метод из своей стратегии.
Алексеев в 1916 году с наступлением Брусилова решил развить свою идею ударного кулака, который прошибал бы неприятельскую оборону и обеспечивал бы захват важных позиций. После провала наступления на Барановичи Алексеев решил испробовать «кулак» на фронте Брусилова, благо неудачный прецедент использования ударных групп прорыва на Стрыпе и Нарочи уже имелся. Сам генерал даже обозначил место наступления, которое давно уже появилось в оперативной переписке и считалось пока самостоятельной целью армий Брусилова, а теперь стало главном направлением – Ковель: «Сама судьба сделала Ковельский район театром главных действий данной минуты ».
Ещё в начале июня он считал его главным направлением фронта Брусилова, что, в общем-то, совпадало с мнением самого Брусилова: «Собрать теперь надлежащие силы для немедленного развития удара и овладения ковельским районом». Алексеев сосредотачивает там усилия фронта Брусилова, надеясь, что с падением Ковеля войска могли уничтожить австрийцев, так как захват данного региона разрывал бы неприятельский фронт и вынуждал и немцев и австрийцев к отступлению.
15 (28) июля началось наступление Гвардии на Стоходе: «Роты шли вперёд, по-гвардейски, цепь за цепью, мерно, настойчиво, упорно… Чувствовалась сила и мощь. Впереди офицеры в золотых погонах с полковыми знаками на груди. За ними солдаты с отличительными кантами на защитных рубахах. Шли, умирали, а за ними также доблестно волнами перекатывались резервные роты… Но мало оказалось проходов в проволоке, затягивало болото, сотнями гибли храбрецы во всей линии ».
По словам одного бывшего гвардейца, «ни одна пехота в мире не дала бы большего успеха при этой исключительно тяжёлой обстановке, изменить которую было не во власти атакующих войск. «…» В результате два прекрасных корпуса были заткнуты в болотный мешок и брошены в атаку в условиях, при которых победу могло дать только чудо ». Прорвать укреплённую австро-германскую оборонительную линию на Стоходе русские войска так и не смогли, потеряв огромное количество людей в попытках овладеть плацдармом на левом берегу реки.
Снова Балканы
В августе 1916 года произошло долгожданное вступление Румынии в войну. Ещё в первые дни брусиловского наступления союзное командование поставило жёсткие условия Румынии – она вступает в войну на союзных условиях или будет слишком поздно, что заставило румын снять вопрос о русской армии в Добрудже.
Румыны всегда румыны – что в Трансильвании, что под Сталинградом
Англо-французы рассчитывали, что они оттянут на себя австрийцев и германцев, и это позволит им возобновить наступление на Сомме и ударить по болгарской армии силами войск в Салониках. Алексеев также рассчитывал на этот удар, ожидая, что румыны вместе с армией Саррайля «сожмут» и разгромят Болгарию. Ожидаемый удар генерала Саррайля захлебнулся, что привело к свёртыванию наступления от Салоник и возврату к старой стратегии.
17 (30) августа, 1916 года была подписана военно-политическая конвенция Антанты с Румынией, где был пункт о начале наступления не позднее 28 августа.
Ещё в июльские дни Алексеев всё-таки решил отправить символическую помощь в Добруджу, и силы для неё он изыскивал на бездействующих фронтах. Так как на Ковельском направлении шли бои, он просил Брусилова принимать войска с Западного фронта. Эверту он сообщал о том, что Румыния может выступить 1 августа.
Теперь, после явного провала атак 3 армии и отряда Безобразова на Ковель у Стохода, Алексеев смог переключить своё внимание на Румынию усилением 9 и 7 армии, наступавших на юге, рассчитывая, что выступление Румынии сможет открыть ему перевалы в Карпатах и даст возможность ударить на Венгерскую равнину с тыла. Алексеев 2 августа сообщал Эверту, что концентрация германских сил южнее полесья может быть разрушена путём ожидаемого с 15 августа выступления Румынии, чьи силы оттянут на себя накопленные Гинденбургом в Галиции и под Ковелем резервы.
Тем временем, фронт южнее Полесья стал действительно более значимым, чем ожидалось. Накапливание громадных германских резервов, поддерживавших ослабевших австрийцев и державших фронт от Ковеля до Карпат, заставили Алексеева телеграфировать главнокомандующим, что все остальные фронты должны теперь стать вспомогательными: «Нам предстоит южнее Полесья продолжать операцию, сопровождаемую тяжёлыми боями на всём протяжении от устья Стохода до разграничительной линии с румынами ».
18 августа Юго-Западный фронт возобновил своё наступление, но оно уже подтачивало силы армий. Однако удары у Ковеля продолжались с начала сентября по начало ноября, и их значение оказалось для стратегии таково: «Тем не менее, главная цель была достигнута – германцам не удалось снять с этого участка фронта ни одной своей дивизии, им даже пришлось ещё усилить этот участок свежими частями. Тем временем, наши войска успели занять назначенные позиции в Трансильвании и перекрыли австро-германцам доступ в Молдавию ».
В итоге русские войска в кампанию 1916 года не овладели железнодорожными узлами, так как не смогли прорвать позиционную оборону австро-германцев и осуществить свои стратегические замыслы выведения Австрии из войны и выхода на Балканы. Высшие штабы не могли координировать усилия командующих, что привело к отдельным операциям, таким, как Барановичское сражение и Ковельская операция, не завершившихс успехом. Война затянулась, Брусиловский прорыв к сентябрю 1916 года сошёл на нет, а страна стояла уже на пороге революции.
Кампания 1916 года стала для них последней
Б.П. Уткин
«Брусиловский прорыв» 1916 г. 22 мая (4 июня)- 31 июля (13 августа). Одна из крупнейших боевых операций первой мировой войны, закончившаяся значительной потерей русских войск.
Русские силы под командованием генерала А.А. Брусилова осуществили мощный прорыв фронта в направлении Луцка и Ковеля. Австро-венгерские войска были разгромлены и начали беспорядочное отступление. Стремительное наступление русских войск привело к тому, что они в короткий срок заняли Буковину и вышли на горные перевалы Карпат. Потери противника (вместе с пленными) составили около 1,5 млн. человек. Он потерял также 581 орудие, 448 бомбометов и минометов, 1795 пулеметов. Австро-Венгрия оказалась на грани полного поражения и выхода из войны. Для спасения положения Германия сняла с французского и итальянского фронтов 34 дивизии. В результате французы сумели сохранить Верден, а Италия была спасена от полного разгрома.
Русские войска потеряли около 500 тыс. человек. Победа в Галиции изменила соотношение сил в войне в пользу Антанты. В том же году на ее сторону перешла Румыния (что, правда, не усилило, а скорее ослабило позиции Антанты из-за военной слабости Румынии и необходимости ее защиты. Протяженность фронта для России увеличилась еще примерно на 600 км).
Военная история России богата событиями, которые оставили неизгладимый след в военно-историческом сознании народа и вписаны золотыми страницами в науку, в многовековой опыт преодоления исторических катастроф при отражении иностранной агрессии. Одной из таких страниц является наступательная операция Юго-Западного фронта (ЮЗФ) в 1916 г. Речь идет о единственном сражении первой мировой войны, которое современниками и потомками названо по имени главнокомандующего армиями ЮЗФ генерала от кавалерии Алексея Алексеевича Брусилова, по чьей инициативе и под чьим блистательным руководством оно было подготовлено и проведено. Это - знаменитый Брусиловский прорыв. В западные энциклопедии и многочисленные научные труды оно вошло как "Brussilow angritte", "The Brusilov offensive", "Offensive de Brussilov".
80-летие Брусиловского прорыва вызывает большой интерес общественности к личности А.А. Брусилова, к истории возникновения замысла, методам подготовки, осуществления и результатам этой уникальной в своем успехе операции первой мировой войны. Такой интерес тем более актуален, что в советской историографии опыт первой мировой войны освещен крайне недостаточно, а многие ее военачальники до сих пор остаются безвестными.
А.А. Брусилов был назначен на пост главнокомандующего (ГК) армиями ЮЗФ 16(29) марта 1916 г. В то время это фронтовое объединение представляло внушительную силу. В него входили четыре армии (7-я, 8-я, 9-я и 11-я), части фронтового комплекта (артиллерия, кавалерия, авиация, инженерные войска, резервы). Главнокомандующему подчинялись также Киевский и Одесский военные округа (они располагались на территории 12 провинций). Всего группировка фронта насчитывала более 40 пехотных (пд) и 15 кавалерийских (кд) дивизий, 1770 орудий (в том числе 168 тяжелых); общая численность войск Юго-Западного фронта превышала 1 млн. человек. Полоса фронта простиралась на 550 км, тыловой границей фронта являлась р. Днепр.
Выбор ГК ЮЗФ А.А. Брусилова императором и Ставкой Верховного командования имел под собой глубокие основания: генерал по праву считался в русской армии одним из наиболее заслуженных военачальников, чей опыт, личностные качества и результаты деятельности находились в гармоничном единстве и открывали перспективы достижения новых успехов в ведении боевых операций. У него за плечами был 46-летний опыт военной службы, в котором счастливо сочетались участие в боевых действиях, руководство подразделениями, высшими учебными заведениями, командование соединениями и объединениями. Он был отмечен всеми высшими наградами российского государства. С начала первой мировой войны Брусилов командовал войсками 8-й армии (8А). На посту командующего в ходе сражений начального периода войны, а затем в Галицийской битве (1914 г.), в кампании 1915 г. раскрылись талант и лучшие качества Брусилова - полководца: оригинальность мышления, смелость суждений, выводов и решений, самостоятельность и ответственность в руководстве крупным оперативным объединением, неудовлетворенность достигнутым, активность и инициатива. Пожалуй, самым большим открытием Брусилова - полководца, сделанным в ходе мучительных раздумий в период двадцати двух месяцев войны и окончательно определившимся к весне 1916г., был вывод, а точнее, убеждение в том, что войну надо вести по-другому, что многие главнокомандующие фронтами, а также высшие чины Ставки не способны по разным причинам переломить ход событий. Он отчетливо видел явные пороки военного и государственного управления страной сверху донизу.
1916 год кульминация первой мировой войны: противоборствующие стороны мобилизовали практически все свои людские и материальные ресурсы. Армии понесли колоссальные потери. Между тем ни одна из сторон не добилась сколько-нибудь серьезных успехов, которые хотя бы в какой-то степени открывали перспективы успешного (в свою пользу) окончания войны. С точки зрения оперативного искусства начало 1916 г. напоминало исходное положение враждующих армий перед началом войны. В военной истории сложившееся положение принято называть позиционным тупиком. Противостоящие армии создали сплошной фронт глубокоэшелонированной обороны. Наличие многочисленной артиллерии, большие плотности обороняющихся войск делали оборону труднопреодолимой. Отсутствие открытых флангов, уязвимых стыков обрекали попытки прорыва и тем более маневра на неудачу. Чрезвычайно ощутимые потери в ходе попыток прорыва также являлись доказательством того, что оперативное искусство и тактика не соответствовали реальным условиям войны. Но война продолжалась. И Антанта (Англия, Франция, Россия и другие страны), и государства Германского блока (Австро-Венгрия, Италия, Болгария, Румыния, Турция и др.) были полны решимости вести войну до победного конца. Выдвигались планы, шел поиск вариантов боевых действий. Однако всем было ясно одно: любое наступление с решительными целями надо начинать с прорыва оборонительных позиций, искать выход из позиционного тупика. Но найти такой выход даже ив 1916 г. не удалось никому (Верден, Сомма, неудачи Западного фронта &127; 4А, Юго-Западного фронта - 7А). Тупик в пределах ЮЗФ преодолел А.А. Брусилов.
Наступательная операция ЮЗФ (4 июня-10 августа 1916 г.) - составная часть боевых действий русской армии и ее союзников по Антанте, а также отражение сложившихся стратегических взглядов, принятых сторонами решений и соотношения сил и средств в 1916 г. Антанта (в том числе и Россия) признала необходимым вести согласованное по времени и задачам наступление против Германии. Превосходство было на стороне Антанты: на Западноевропейском фронте 139 дивизиям англо-французов противостояли 105 германских дивизий. На Восточноевропейском фронте 128 русских дивизий действовали против 87 австро-германских. Германское командование приняло решение перейти к обороне на Восточном фронте, а на Западном - наступлением вывести Францию из войны.
Стратегический план ведения боевых действий русской армией был обсужден в Ставке 1-2 апреля 1916г. Исходя из общих и согласованных с союзниками задач, было решено войскам Западного (ЗФ; ГК -А.Е. Эверт) и Северного (СФ; ГК - А.Н. Куропаткин) фронтов подготовиться к середине мая и вести наступательные операции. Главный удар (в направлении Вильно) должен был наносить Западный фронт. По замыслу Ставки, ЮЗФ отводилась пассивная вспомогательная роль, ему ставилась задача вести оборонительные бои и сковывать противника. Объяснение было простое: ЮЗФ не способен наступать, он ослаблен неудачами 1915 г. и для его усиления Ставка не имеет ни сил, ни средств, ни времени. Все наличные резервы были отданы ЗФ и СФ. Видно, что в основе замысла лежал количественный подход к возможностям войск.
Но только ли количественными показателями нужно было определить роль каждого фронта, в том числе и ЮЗФ? Именно этот вопрос поставил А.А. Брусилов сначала перед императором при назначении на должность, а затем на совещании в Ставке. Он выступал после докладов М.В. Алексеева, А.Е. Эверта и А.Н. Куропаткина. Целиком согласившись с решением о задачах ЗФ (главное направление) и СФ, Брусилов со всей убежденностью, решительностью и верой в успех настаивал на изменении задачи ЮЗФ. Он знал, что идет против всех:
неспособность ЮЗФ наступать защищали начальник штаба Ставки М.В. Алексеев (до 1915 г. - начальник штаба ЮЗФ), бывший командующий ЮЗФ Н.И. Иванов, даже Куропаткин, и тот отговаривал Брусилова. Впрочем, Эверт и Куропаткин не верили в успех и своих фронтов. Брусилову удалось добиться пересмотра решения Ставки - ЮЗФ было разрешено наступать, правда, с частными, пассивными задачами и рассчитывая только на собственные силы. Но и это была определенная победа над рутиной и недоверием к ЮЗФ. В военной истории немного найдется примеров, когда бы военачальник с таким упорством, волей, настойчивостью и доводами разума добивался усложнения собственной задачи, ставил на карту свой авторитет, свое благополучие, боролся за престиж вверенных ему войск. Думается, этим во многом обусловлен давний вопрос: что двигало Брусиловым, каковы мотивы его деятельности?
Успешное решение задачи ЮЗФ в операции было изначально связано не с количественным превосходством над противником в силах и средствах (т.е. не с традиционным подходом), а с другими категориями оперативного (в целом - военного) искусства: массированием сил и средств на избранных направлениях, достижением внезапности (обманом противника, оперативной маскировкой, мерами оперативного обеспечения, применением ранее неизвестных приемов и способов вооруженной борьбы), искусным маневром силами и средствами. Совершенно ясно, что судьба операции в большей степени зависела от ее инициатора, организатора, исполнителя. Брусилов понимал это, более того, он был убежден, что неудача исключается, ставка делалась только на победу, на успех.
100 лет назад начался знаменитый Брусиловский прорыв - наступательная операция русской армии против войск Австро-Венгрии. Об этой операции историки спорят до сих пор, не сходясь решительно по всем ключевым вопросам: в потерях сторон, в значении операции, в оценке полководческого мастерства командующего, генерал-адьютанта Алексея Брусилова.
Летнее наступление русской армии было частью общего стратегического плана держав Антанты. В рамках этого плана англо-французские войска готовились наступать на Сомме. Начало наступления на русском фронте было назначено на 15 июня, на французском - на 1 июля1916 года.
1 апреля в Могилеве состоялся военный совет под председательством Верховного главнокомандующего Николая II. Было принято решение о готовности к наступлению на всех фронтах к середине мая 1916 года. В соответствии с этим решением должно было начаться наступление на трёх фронтах - Северном, Западном и Юго-Западном. На конец марта Северный и Западный фронты имели 1220 тысяч штыков и сабель против 620 тысяч у немцев, Юго-Западный фронт — 512 тысяч против 441 тысячи у австро-венгров и немцев. Главный удар должны были нанести войска Западного фронта, а вспомогательные удары — Северный и Юго-Западный фронты.
Основной удар предполагалось нанести силами Западного фронта (командующий генерал А.Эверт) из района Молодечно на Вильно. Северный фронт (командующий генерал А.Куропаткин) должен был нанести вспомогательный удар от Двинска - на Вильно. Юго-Западному фронту (командующий генерал А.Брусилов) предписывалось наступать на Луцк — Ковель, навстречу главному удару Западного фронта.
Таким образом, замышлялось классическое концентрическое наступление по сходящимся операционным линиям. Через четыре года такую же операцию, хоть и в ином масштабе, спланирует против Польши Михаил Тухачевский и потерпит жестокое поражение, причины которого дискутируются до сих пор.
15 мая 1916 года австрийские войска нанесли тяжёлое поражение итальянцам под Трентино. Италия обратилась к России с просьбой помочь наступлением армий именно на Юго-Западном фронте, чтобы оттянуть австро-венгерские части с итальянского направления. 31 мая Ставка главного командования назначила наступление Юго-Западного фронта на 4 июня, а Западного фронта — на 10 июня. Нанесение главного удара все же поручалось Западному фронту.
В этой ситуации командующий Юго-Западным фронтом А.Брусилов проявил личную инициативу , решив нанести удар силами всех своих четырех армий одновременно, чтобы не дать противнику возможности маневрировать резервами.
Главный удар Юго-Западного фронта на Луцк и далее на Ковель наносила 8-я армия (командующий генерал А. Каледин), вспомогательные удары -11-я армия (генерал В.Сахаров) на Броды, 7-я (генерал Д.Щербачев) - на Галич, 9-я (генерал П. Лечицкий) — на Черновицы и Коломыю. Командующие армиями могли самостоятельно выбирать участки прорыва.
Четыре армии Юго-Западного фронта насчитывали 534 тыс. штыков и 60 тыс. сабель, 1770 лёгких и 168 тяжёлых орудий. Против них были четыре австро-венгерские армии и одна немецкая, общей численностью 448 тыс. штыков и 38 тыс. сабель, 1301 лёгких и 545 тяжёлых орудий.
Отметим перевес противника по тяжелым орудиям. Это стало одной из главных причин тяжелых потерь русской армии. Преимущество в артиллерии крупных калибров дало возможность германским войскам наносить тяжелые поражения русским на протяжении практически всей войны, если не считать самого первого соприкосновения русских и немцев под Гумбиненом.
Справка :
Австро-германские войска создали против армий Брусилова глубоко эшелонированную оборону. Она состояла из трех полос, отстоящих друг от друга на пять и более километров. Самой сильной была первая из 2 — 3 линий окопов, общей длиной 1,5 — 2 км. Основу её составляли опорные узлы, в промежутках — сплошные траншеи, подступы к которым простреливались с флангов, на всех высотах — доты. От некоторых узлов шли вглубь отсечные позиции , так что и в случае прорыва атакующие попадали в «мешок». Окопы были с козырьками, блиндажами, убежищами, врытыми глубоко в землю, с железобетонными сводами или перекрытиями из бревен и земли толщиной до 2 м, способными выдержать любые снаряды. Для пулемётчиков устанавливались бетонные колпаки. Перед окопами тянулись проволочные заграждения (2 — 3 полосы по 4 — 16 рядов), на некоторых участках через них пропускался ток, подвешивались бомбы, ставились мины. Две тыловых полосы были оборудованы послабее (1 — 2 линии траншей). А между полосами и линиями окопов устраивались искусственные препятствия — засеки, волчьи ямы, рогатки.
Австро-германское командование считало, что такую оборону без значительного усиления русским армиям не прорвать, и потому наступление Брусилова для него было полной неожиданностью.
Вечером 21 мая, за несколько часов до начала запланированной артподготовки, начальник штаба Ставки Верховного главнокомандующего генерал М.Алексеев в разговоре по прямому проводу сообщил А.Брусилову, что император желает изменить подготовленный план одновременного наступления на разных участках фронта и устроить лишь один ударный участок, причем еще и сдвинуть наступление на несколько дней вперед. Брусилов категорически отказался.
Артподготовка началась по первоначальному плану 22 мая (по старому стилю), длилась два дня, сильно разрушила первую полосу обороны и частичной вывела из строя артиллерию противника. Перешедшие затем в наступление русские 8-я, 11-я, 7-я и 9-я армии с ходу прорвали оборону австро-венгерского фронта. Прорыв был осуществлён сразу на 13 участках с последующим развитием наступления во фланги и в глубину.
Уже к полудню 24 мая было взято в плен 900 офицеров и свыше 40 тысяч солдат. К 27 мая было взято в плен 1240 офицеров и свыше 71 тысяч солдат, захвачено большое количество артиллерии и пулеметов.
Наибольшего успеха на первом этапе достигла 8-я армия генерала А.Каледина, которая заняла Луцк и наголову разгромила 4-ю австро-венгерскую армию эрцгерцога Иосифа Фердинанда. Было захвачено 45 тысяч пленных, 66 орудий. Прорыв армии Каледина достиг 80 км по фронту и 65 в глубину.
11-я и 7-я армии прорвали фронт, но под контрударами противника были вынуждены остановиться.
9-я армия под командованием генерала П. Лечицкого прорвала фронт 7-й австро-венгерской армии и разгромила ее во встречном сражении, продвинувшись на 50 км и взяв 50 тысяч пленных. 18 июня армия генерала Лечицкого взяла штурмом хорошо укрепленные Черновцы. Был взломан весь южный фланг австрийского фронта. Преследуя противника, 9-я армия вышла на оперативный простор на Буковине. 30 июня была захвачена Коломыя и открыт путь к Карпатам.
Для ликвидации угрозы взятия 8-й армией Ковеля, важнейшего центра коммуникаций, были переброшены сюда две германские дивизии из Западной Европы и две австрийские дивизии - с итальянского фронта. Однако контрудар австро-германских войск против 8-й армии провалился. Австро-германские войска были разбиты и отброшены за реку Стырь, где и закрепились, заняв оборону.
Однако уже в это время наметились признаки потери темпа из-за того, что наступление армий Брусилова не было поддержано наступлением других фронтов.
Командующий Западным фронтом генерал Эверт отложил дату наступления Западного фронта до 17 июня, а затем вообще на июль.
4 июля возобновил наступление русский Юго-Западный фронт, нанося главный удар на Ковель. Германский фронт был прорван, войска Юго-западного фронта взяли г. Галузию, Маневичи, Городок и вышли в нижнем течении на реку Стоход. Подтянув резервы, противник создал здесь сильную оборону, и Брусилов на две недели остановил наступление.
3 июля Западный фронт начал наступление на Барановичи, имея серьезное превосходство в силах над противником, но успеха не добился при больших потерях. Это дало возможность германскому командованию начать переброску сил с этого направления против Брусилова.
Только через 35 дней после начала Брусиловского прорыва Ставка поручила нанесение главного удара войскам Юго-Западного фронта, признав тем самым правоту Брусилова и свою оперативную некомпетентность.
Западному фронту было поручено держать оборону, а Северному, которым командовал антигерой войны с Японией генерал Куропаткин - перейти в наступление. Куропаткин дал команду наступать на Бауск одной лишь 12-й армии, которая потерпела закономерную неудачу.
Наверстывая упущенное, Ставка перебросила на юг гвардию и стратегический резерв забайкальских казаков, создав Особую армию под командованием генерала Безобразова.
28 июля Юго-Западный фронт перешел в наступление. Но теперь каждый успех доставался весьма большой кровью.
После мощной артподготовки в прорыв пошла ударная группа в составе 3-й, Особой и 8-й армий. В результате жесточайших боев русские продвинулись на 10 километров и вышли к реке Стоход уже не только в нижнем, но и в верхнем её течении. Но прорвать оборону немцев и взять Ковель не удалось.
В центре Юго-Западного фронта 11-я, 7-я и 9-я армии разгромили австро-германские войска и прорвали фронт. 11-я армия взяла Броды и, преследуя противника, вышла ко Львову, 7-я армия взяла Галич и Монастыриску. На левом фланге фронта 9-я армия генерала Лечицкого, заняла Буковину и взяла Станислав.
К концу августа возросшее сопротивление противника и огромные потери заставили прекратить наступление.
Сам Брусилов оценил итоги своего прорыва следующим образом:
«Никаких стратегических результатов эта операция не дала, да и дать не могла, ибо решение военного совета 1 апреля ни в какой мере выполнено не было. Западный фронт главного удара так и не нанес, а Северный фронт имел своим девизом знакомое нам с японской войны "терпение, терпение и терпение". Ставка, по моему убеждению, ни в какой мере не выполнила своего назначения управлять всей русской вооружённой силой. Грандиозная победоносная операция, которая могла осуществиться при надлежащем образе действий нашего верховного главнокомандования в 1916 году, была непростительно упущена».
(Брусилов А.А. Мои воспоминания. - М.: Воениздат, 1983)
Огромные потери русских войск выкосили цвет русского офицерства, усилили до предела антивоенные настроения среди солдат и восстановили большую часть либеральной интеллигенции, а также генералитета против царя лично и монархии в целом. Одной из главнейших причин того, что русская армия не смогла развить первоначальный успех и понесла огромные потери, обесценившие значение завоеванных территорий, было то, что царь не смог или не захотел поставить во главе армии решительных и талантливых генералов, как это сделал германский кайзер, поручив верховное командование Гинденбургу и Людендорфу. +
Николай II был настолько разозлен неподчинением Брусилова его монаршей воле, что даже отказался наградить его.
После Брусиловского прорыва начался упадок боевого духа во всей армии, да и во всем русском обществе. Империя доживала последние дни.
Наступление Юго-Западного фронта русской армии летом 1916 года, нанесшее тяжелое поражение армиям Австро-Венгрии и Германии. Одна из крупнейших операций Первой мировой войны и единственная, названная по фамилии полководца.
В 1916 году Первая мировая война достигла своего пика. Мобилизовав практически все людские и материальные ресурсы, неся колоссальные потери, никто из противников не добился успеха, дающего хоть какую-то надежду на победу. Сплошные глубокоэшелонированные фронты, обилие артиллерии, скорострельное делали оборону непреодолимой. Любые активные действия обрекались на неудачу, захлебывались кровью. Образно говоря, враги насмерть вцепились друг в друга, упали на землю и продолжили борьбу в партере. Антанта (Англия, Франция, Италия, Россия) и ее противники (Германия, Австро-Венгрия, Румыния, Турция) были полны решимости вести войну до победного конца. Но для этого надо наступать, а повсюду - позиционный тупик.
Для русских самым тяжелым был второй год войны, 1915-й. Отлично подготовленный враг теснил их на восток. Его технический уровень (насыщенность войск артиллерией, пулеметами; аэропланы, боевые газы и т. д.) был высок, организация - беспримерна. Германский генштаб просчитывал операции до секунд, воевал по всем правилам науки. В ходе тяжелого отступления была потеряна вся русская Польша, западные части Литвы, Белоруссии, Украины, большая часть завоеванной в 1914 году австрийской Галиции; утрачена масса боевой техники: в начале 1916 года в войсках было меньше артиллерии и пулеметов, чем в июле 1914-го. Главное же - большая кровь: Россия с начала войны потеряла 4360000 человек, в т. ч. 1740000 пленными. 54 процентов потерь пришлось на великое отступление с 1 мая по 1 ноября 1915 года. Расчеты врага сбывались, и было отчего опустить руки.
Россия и союзники договорились о согласовании действий своих армий. Против немцев и австрийцев русские имели три фронта - Северный (генерал Куропаткин), Западный (генерал Эверт) и Юго-Западный (генерал Брусилов). Северный и Западный имели двойное преимущество в живой силе над противником, что диктовало и направление главного удара. Его должен был нанести Западный, а вспомогательные удары - Северный и Юго-Западный фронты. План вызвал возражения Куропаткина: «Немцы так укрепились, что рассчитывать на удачу нельзя». Эверт согласился: «Пока не имеем гораздо больше тяжелой артиллерии, лучше обороняться». Что это, трусость командующих? Но их можно понять. Они уже обожглись на кровавом мартовском наступлении. На Западе такие потери были «обычными», немецкие и французские генералы хладнокровно гнали своих солдат на убой, а у русских психология была иной: «Выхода из позиционного тупика нет, значит, и кровь будем лить зря». Идея сдерживать врага обороной, учитывая экономические и продовольственные трудности немцев, была вполне резонной.
Выход из позиционного тупика увидел генерал Брусилов. 15 мая австрийцы нанесли тяжелое поражение итальянцам. Стоя на грани катастрофы, те просили помочь, оттянув наступлением Юго-Западного фронта силы Австро-Венгрии. Русская Ставка согласилась, указав, что дополнительных сил Брусилову выделить не сможет.
Силы Юго-Западного фронта
К весне 1916-го Россия оправилась. На фронт пошло хорошее оружие. Войска насытили самыми ходовыми пушками-трехдюймовками, заменив все изношенные орудия новыми. Сплошным потоком шли снаряды, на ящиках рабочие писали: «Бей, не жалей!» В массовых количествах поступали ручные гранаты, в полках были отряды гренадеров, мастерски ими владеющих. Появились 90-мм бомбометы, ранцевые огнеметы, ружейные гранатометы, броневики, дымовые шашки, химические снаряды. Об успехах русской науки и техники говорит тот факт, что всего через год после первых немецких газовых атак эффективным угольным противогазом были снабжены не только все бойцы на передовой, но даже все лошади! Те же французы до 1917 года пользовались подручными средствами (ватно-марлевые повязки, костры перед окопами). Британский атташе Нокс недоумевал: «Военное положение России улучшилось, чего не предсказал бы ни один иностранный наблюдатель в дни отступлений прошлого года». А русский солдат повеселел: «Ну, теперь повоюем!» Не хватало пока только тяжелой артиллерии. А вот пулеметов стало в 2–3 раза больше, чем в начале войны. Войска занижали в отчетах количество захваченных трофеев, оставляя оружие у себя. Кроме того, им дали специальные команды с пулеметами иностранного производства. Такое обилие объясняется просто: пехоте не хватало огневой мощи - легкой артиллерии сопровождения, минометов, траншейных пушек. Пулеметами увеличили плотность огня.
В марте Брусилов принял командование Юго-Западным фронтом протяженностью 550 км, включавшим в себя четыре армии (7, 8, 9 и 11-ю): 534 000 штыков, 60 000 сабель, 1770 легких и 168 тяжелых орудий. Наводя порядок в сломленных отступлением войсках, генерал шел на жесткие меры: «Для сдающихся в плен не должно быть пощады. Открывать по ним ружейный, пулеметный и орудийный огонь, даже прекращая огонь по неприятелю. При нужде не останавливаться перед поголовным расстрелом». Приказ применялся редко, но страху в войсках нагнал. До солдат доводились бесчисленные факты зверств врага на оккупированных землях, над русскими пленными. Показателен случай с «братанием», типично западным фарисейством, начавшимся на французском фронте. По команде офицеров противники встречались на нейтральной полосе, обменивались мелкими подарками и по команде расходились, пятясь, чтоб не пальнули в спину. Русские солдаты тоже решили: «Мы всей душой за братание!» Но «братаны»-немцы стали им разъяснять: «Ваш царь плохой, офицеры ваши - дрянь, обращайте оружие против них», а на Пасху просто взяли в плен 100 иванов, которые пришли их поздравить. Какая «христианская любовь» может быть к оккупанту, который пришел тебя убить? Брусилов приказал: «Все контакты с противником - лишь посредством винтовки и штыка!» Личный состав накануне битвы горел желанием наконец-то ударить по врагу: «Войска находились в блестящем состоянии, желая сломить врага и вышвырнуть его из наших пределов».
«Возможность успеха русских исключена!»
Брусилову противостояли четыре австрийских и одна немецкая армия (448000 штыков, 38000 сабель, 1300 легких и 545 тяжелых орудий). Небольшой численный недостаток враг с лихвой компенсировал обилием техники и мощью обороны. Он готовил ее 9 месяцев, она состояла из 3 полос на расстоянии 5 км одна от другой. Самой мощной была первая глубиной 1,5–2 км с опорными узлами, дотами, отсечными позициями, заводящими противника в «мешок» для истребления. Окопы с бетонными козырьками, глубокие блиндажи с железобетонными сводами, пулеметы под бетонными колпаками. Лес колючей проволоки до 16 рядов, через нее пропускался ток, подвешивались бомбы, ставились мины. Предполье усеяли фугасы, засеки, волчьи ямы, рогатки. В австрийских окопах русских ждали огнеметы. За первой полосой были еще две послабее.
Кайзер, посетив фронт, восторгался, что таких позиций не видел даже на Западе! Уверенный в своей неуязвимости враг демонстрировал на выставке в Вене макеты этих оборонительных сооружений как высшее достижение фортификации. За неделю до русского наступления обсуждали, не опасно ли снять отсюда несколько дивизий, чтобы поскорее разгромить Италию, и решили: «Не опасно, ивану тут не пройти», ведь это доказали его предыдущие неудачи. Они очень полагались на свою тяжелую артиллерию (174 тяжелых орудия против 76 русских на участке 8-й армии,159 против 22 на участке 11-й армии, 62 против 23 на участке 7-й армии, 150 против 47 на участке 9-й армии). При таком превосходстве еще сетовали, что много тяжелых батарей было переброшено на итальянский фронт. И еще: враг не верил, что после тяжелейших поражений 1915 года русские способны на что-то серьезное. Начальник штаба немецкой армейской группы генерал Штольцман в командирской запальчивости прямо заявил: «Возможность успеха русских исключена!»
Подготовка
А русские решили драться без минимально необходимого превосходства сил (3:1), имея лишь на 18 пооцентов больше солдат, а в технических средствах ведения боя даже уступая врагу. Брусилов решил атаковать каждой из своих армий. Это распыляло силы, но и противник лишался возможности перебрасывать резервы. В зависимости от важности задач эти армии обладали разной силой. Треть пехоты и половину тяжелой артиллерии фронта Брусилов сосредоточил в правофланговой 8-й армии генерала Каледина для удара на Луцк и Ковель. Вторая по мощи левофланговая 9-я армия генерала Лечицкого нацелилась на Черновицы и Коломыю. Небольшие 7-я и 11-я армии в центре должны были сковать врага. Брусилов дал командующим свободу выбора участков прорыва, на которых было создано превосходство над противником в живой силе в 2,5 раза и в артиллерии в 1,5 раза.
Операцию готовили 1,5 месяца. Копая землю ночами, подошли траншеями к противнику на 100–200 м, чтобы достать до него одним броском. Оборудовали основные и запасные огневые позиции, КП и НП. Тщательно вели разведку. Была произведена аэрофотосъемка всего неприятельского фронта, снимки переносились на карту, увеличивались, размножались. Сотни наблюдателей круглосуточно выявляли огневые точки, батареи. Данные дополняли агентурная разведка, опрос пленных, перебежчиков. Командиры всех звеньев получили планы своих участков с точным расположением позиций противника, скрупулезно готовились на местности, выезжали на передовую. Артиллеристы приборами определяли расстояние от своих будущих позиций до целей, намечали ориентиры, рассчитывали данные для стрельбы. Пристрелку вели одиночными выстрелами отдельных орудий, чтобы не насторожить неприятеля. В тылах всех армий были оборудованы учебные городки с укреплениями, подобными тем, которые предстоит брать, и бойцы усиленно тренировались их преодолевать. Конечно, скрыть подготовку такого масштаба невозможно, но Брусилов запутал противника, не дав определить, где будет главный удар. Участки прорыва готовили и корпуса, не входившие в ударные группировки, всего 20 участков! Из-за размаха инженерных работ казалось, что русские зарываются в землю для обороны. Войска скрытно сосредотачивались в тылу, что проверялось со своих аэропланов. Перемещения осуществляли ночами, контролеры следили за мерами светомаскировки. Ударные группы вышли на исходный рубеж за несколько дней, артиллерия - лишь за сутки до удара.
«Артиллерийское наступление»
4 июня в 3 часа ночи началась артподготовка. Ее мощность рассчитали индивидуально, огонь длился от 6 до 45 часов. Так, на Луцком направлении с очень сильными укреплениями снаряды рвали все в клочья 29 часов. Брусиловский прорыв породил понятие «артиллерийское наступление». Никакой стрельбы по площадям! Предварительная пристрелка оправдалась. В проволочных заграждениях было сделано достаточно проходов, 1-я полоса обороны совершенно сметена, превратилась в горы обломков и растерзанных тел. Держа темп огня, батареи стреляли не по отмашкам офицеров, а так: наводчики, держась за шнуры и глядя друг на друга, били очередью за правофланговым орудием. Изучив тактику обороны врага, нанесли ему максимум потерь еще до начала атаки, дважды ложно прекращая обстрел 1-й полосы. Обычно это означает, что атакует пехота. Австрийцы бежали из укрытий в окопы, к пулеметам, а огневой вал возвращался. На третий раз противник уже не решился покидать укрытия, и подоспевшая пехота массами брала затаившихся в плен, чем и объясняется их огромное количество.
Между артподготовкой и штурмом не было ни секунды перерыва. Тяжелая артиллерия переносила огонь в глубину, по резервам противника, 3-й линии обороны. Легкая била по объектам до последнего момента, а когда пехота врывалась в них, часть батарей отсекала контратаки с фронта и флангов, а часть шла вслед за пехотой, пробивая снарядами ей путь. Это была главная тактическая новинка - впервые в Первой мировой войне появилась и на «отлично» сработала артиллерия сопровождения пехоты, самостоятельность и выживаемость которой сразу повысились. Прежде она несла большие потери под огнем неприятеля. Но стреляя, он неизбежно раскрывает себя - сейчас орудия «гасили» вражеские пушки и пулеметные гнезда после их первых выстрелов. Роль сопровождения выполняли горные трехдюймовки обр. 1909 г. Перед войной их было 526 штук, Петроградский и Путиловский заводы выпустили еще 1400. Поработав на Кавказе и в Карпатах, они пригодились и в полевых войсках, подобно гаубице ведя перекидной огонь через головы своих. Они были в полтора раза легче полевой пушки, и расчет легко перемещал их за атакующей пехотой. Несколько слов о качестве боеприпасов: из десяти подряд выпущенных австрийских снарядов порой не разрывался ни один, отказ восьми был почти рядовым явлением. А вот сделанные из сталистого чугуна русские снаряды осечек практически не давали. Огневая атака везде увенчалась полным успехом благодаря умелому управлению и последовательному сосредоточению огня, сектор за сектором подавлявшего оборону противника, что позволило пехоте продвигаться почти без потерь. Командир 4-й стрелковой («Железной») дивизии генерал Деникин вспоминал: «Впервые наша артиллерия выполнила задачу, которая до сих пор решалась ценою большой крови».
«Атака перекатами»
Устройство множества боевых и ложных плацдармов оправдалось: противник везде был захвачен врасплох. Фронт лопнул сразу на 13 участках, прорыв расширяли в сторону флангов и в глубину. Позаботились о закреплении на взятых позициях и непрерывности наступления, чтобы впавший в панику враг не организовал активных контрмер. Для этого наступавшая пехота делилась на «волны атаки». Каждый полк образовывал 4 волны, идущих одна за другой на дистанции 150–200 шагов, интервал между бойцами 5 шагов. Вооруженные гранатами, пулеметами, дымовыми шашками, ножницами для резки проволоки первые две волны брали первый окоп, не задерживались, атаковали второй, где и закреплялись. Это делалось с учетом тактики противника. Он обычно открывал огонь по прорвавшимся и застрявшим на первом окопе русским. Затем тяжелые батареи отсекали подход помощи - и мощным контрударом прорвавшиеся истреблялись. Но теперь нашла коса на камень. В каждой роте была штурмовая группа из наиболее ловких солдат. Идя в голове атаки, они гранатами и массированным ружейно-пулеметным огнем ликвидировали огневые точки, расчищая путь наступающим товарищам. Третья-четвертая волны быстро перекатывались через первые две, свежими силами брали третий окоп и артиллерийские позиции. Этот метод потом стал широко использоваться под названием «атака перекатами».
Идеально сработал 6-й корпус, с ходу взяв все три линии окопов, разгромив при этом не австрийцев, а немцев. Все было сделано так четко, что тех не спасли и глубокие убежища, ставшие ловушками. Русские были тут как тут, вниз полетели гранаты, дымовые шашки, выживших почти не было. Хваленая основательность германских сооружений не помогла. Сидевшие в уцелевших убежищах солдаты спешно сдавались. Став у входа, русский «чистильщик» при отказе сдаться или даже промедлении метал внутрь ручные гранаты, и спасения уже не было. Быстро это поняв, противник расторопно лез наверх с поднятыми руками. Пленные давали такую картину потерь: в 1-й линии окопов - 85 процентов убитых и раненых и 15 процентов пленных; во 2-й линии - по 50 процентов каждой категории; в 3-й линии - все 100 процентов пленных.
Самого значительного успеха добилась 8-я армия с ее наибольшей плотностью атакующих, фронт каждой дивизии составлял всего 2,5 версты. Она вклинилась между 2-й и 4-й австрийскими армиями (последнюю разгромили наголову к 15 июня), уже в первые дни достигнув таких успехов, как ни одна из союзных армий ни разу: на фронте в 80 км австрийские позиции были прорваны до 30 км в глубину! Ворвавшись в Луцк, солдаты первым делом срубили виселицы в городском саду, где оккупанты казнили непокорных жителей.
11-я и 7-я армии фронт тоже прорвали, но враг их наступление приостановил. Брусилов не стал снимать резервы с других направлений, а приказал: «Стоять насмерть! Всех дыр не закроешь. Проломить в нужном месте, а в других враг и сам не выдержит, побежит». 9-я армия перемолола 7-ю австрийскую армию, к 13 июня прорвалась на 50 км, 18 июня штурмом взяла Черновицы, названые за неприступность «вторым Верденом»: сплошной железобетон, джунгли колючей проволоки с пропущенным током, артиллерия вплоть до калибра 305 мм. Враг мог еще долго обороняться, но сломался морально. Началась паника. Взорвав мосты через Прут, гарнизон жег и взрывал склады, эшелоны на путях, тяжелые батареи. Город пал, оказался взломанным весь южный фланг австрийского фронта. Все попавшее под удар русского молота было обречено. Враг откатывался столь поспешно, что взрывал мосты, оставляя своих на русском берегу на уничтожение.
Один против всех
Преследуя беспорядочно отступающего врага, Юго-Западный фронт вышел на оперативный простор. Надо было ковать железо, пока горячо, однако он не был поддержан другими фронтами. Генерал Эверт, медля с нанесением предписанного ему Ставкой «главного удара», 3 июля наконец выступил, но очень неудачно, с большими потерями, и Юго-Западному фронту не помог. Наступление Северного фронта также провалилось. Тем не менее 4 июля Брусилов пошел на Ковель - важнейший транспортный узел. Чтобы сдержать его, крепнущий противник перебрасывал в Галицию австрийские дивизии с итальянского, германские с западноевропейского, других участков Восточного и даже турецкие с греческого фронта, всего 31 пехотную и 3 кавалерийские дивизии (400 тысяч штыков и сабель). Это была уже борьба не с «опущенными» австрийцами, а с немцами, которые при инициативных командирах и техническом превосходстве дрались с русскими меньшими силами. Сначала они иронически назвали действия Брусилова «широкой разведкой без сосредоточения необходимого кулака», однако состояние австрийцев их так ошеломило, что дошло: без немецкой поддержки Австрия обречена, прорыв русских дальше на запад будет началом конца и для Германии. Немецкие силы уже были на исходе («На фронт в 1000 километров мы имели в резерве всего 1 кавалерийскую бригаду»), и они применили систему частных поддержек, бросаясь в места прорыва, цементируя оборону, сдерживая бегущих австрийцев, тормозя натиск выдыхающихся брусиловцев. Но, затыкая дыры, они вступали в бой разрозненно, и русские били их по очереди.
Постепенно темп наступления был утрачен. Сражаясь против свежих германских дивизий, не получая подкрепления, Юго-Западный фронт достиг естественного препятствия - Карпат, к середине сентября вынужден был остановиться и закрепиться на достигнутых рубежах. Брусилову не хватило тех самых сил, которые были собраны на Западном фронте для наступления в угоду французским союзникам.
«Союзники»
«Союзники» считали себя главной силой, противостоящей агрессивной Германии. Порой они поступали не лучше врага. Под грабительский процент давая России кредиты для покупки вооружения, в то же время требовали «бесплатно» проливать кровь русских солдат, когда нужно было разгрузить свой фронт. В отличие от иванов, выполнявших союзнические обязательства во что бы то ни стало, союзники поступали так, как им было выгодно. Не шевельнули и пальцем в тяжелые для России месяцы Великого отступления 1915 года. В 1916-м потребовали русского наступления, чтобы отвлечь немцев от французского Вердена (англичане отказались это делать). Не имея времени для подготовки, Северный и Западный фронты пошли вперед без артиллерийской поддержки, по весенней распутице, захлебнулись в крови, потеряв 150000 человек убитыми и ранеными. Немцы потеряли в 9 раз меньше, но на целых 2 недели приостановили свой натиск на Верден. Это позволило французам перегруппироваться, подтянуть резервы: «Русские солдаты окровавленными лоскутьями повисли на германской проволоке, но сберегли французам тысячи жизней. К апрелю 1916 года за Верден легло в полтора раза больше русских, чем французов». А царская Ставка всегда, предательски по отношению к своей стране, соглашалась с действиями «союзников». Удивительно, что русская армия могла целых 3 года воевать при таком руководстве! Брусиловский прорыв напомнил о неодолимом русском «паровом катке», не нужном ни врагам, ни «друзьям». Они недоумевали: «Первое успешное наступление в позиционной войне! Кстати, откуда у русских такой генерал, ведь они - тупые бездари?» И лгали: «Брусилов - это англичанин на русской службе». Запад захлестнул очередной «приступ любви» к России, правда, восторгались простые граждане и фронтовики. А военно-политическая верхушка сильно озаботилась усилением русских, откровенно радуясь их неудачам.
Зато Россия с искренним ликованием встретила известия о победах Брусилова: «Крестьяне, рабочие, аристократия, духовенство, интеллигенция, учащиеся - все бесконечной телеграфной лентой говорили мне, что они - русские люди, и их сердце бьется заодно с моей дорогой, окровавленной во имя Родины, но победоносной армией». Поздравил император. Великий князь Николай Николаевич был лаконичен: «Поздравляю, целую, обнимаю, благословляю». Итальянский посол поклонился в Думе «спасшим нас неустрашимым русским войскам».
Результаты
Брусиловское наступление было чрезвычайно значимо для дальнейшего хода войны.
Уже первые 10 дней вбили противника в нокаут. Его 4-я и 7-я армии были фактически уничтожены (не убитые или раненые попали в плен), а прочие потерпели тяжелейшее поражение. Австро-Венгрия оказалась на грани полного краха и выхода из войны.
Располагая перед началом операции несущественным превосходством, прорывая оборону, создававшуюся 9 месяцев, русские уже за 3 недели вывели из строя более 50 процентов сил противостоящей им вражеской группировки. Всего ее потери составили 1 325 000 человек, в т. ч. Австро-Венгрии 975 000 (из них 416 924 пленных) и Германии 350 000 убитых, раненых, пленных. Юго-Западный фронт захватил 580 пушек, 448 бомбометов и минометов,1795 пулеметов; продвинулся на глубину до 120 км, освободил почти всю Волынь, Буковину, часть Галиции и закончил активные действия в конце октября. Перед ним опять стояло более 1000000 австро-германцев и турок. Следовательно, брусиловцы взяли на себя до 2,5 млн. солдат врага!
Фронтовая операция дала стратегические результаты: Италия была спасена, французы сумели сохранить Верден, англичане - выстоять на Сомме. Германии пришлось бросать свои ограниченные резервы то на запад, то на восток - и наступило ее изнурение, силы были исчерпаны. В рейхе оставалось всего 560000 годных к строевой службе мужчин, еще не призванных на фронт. Соотношение сил изменилось в пользу Антанты, к ней перешла стратегическая инициатива.
Потери Юго-Западного фронта за время наступления составили 498867 человек: 376910 раненых, 62155 убитых и умерших от ран, 59802 пропавших без вести и попавших в плен. Откуда же интернетная «чернуха» о «миллионе убитых»? Помимо намеренной лжи авторов, выполняющих заказ врага, имеет место искажение по мере переписывания данных. При жизни Брусилова писали: «потерял почти полмиллиона», потом: «положил полмиллиона», потом «пол» убрали - и 62155 погибших превратили в миллион. Так враг переписывает . Сегодня его люди в российских СМИ и исторической науке злорадствуют: «Это наступление было предвестником гибели России, ее похоронным звоном». Недобитые хоронят Россию в тысячный раз. В «научных» трудах.
«Феномен Брусилова»
В интервью фронтовому корреспонденту Брусилов сказал: «Я не пророк, но могу сказать, что в 1917 году мы победим немцев».
У генерала были все основания для подобного заявления. Такого количества и качества вооружения и снабжения, как в 1917 году, у русской армии не было всю войну. А ведь моральный фактор победы соотносится с материальным в пропорции 3:1.
Успех Брусиловского прорыва значительно зависел от ее инициатора, организатора и исполнителя - Алексея Алексеевича Брусилова. Его фронту была отведена пассивная роль. Идя против всех, он перед самим императором и высшим генералитетом добился пересмотра решения, «победив своих» - негодных начальников и карьеристов. В истории мало примеров, когда бы человек с таким упорством добивался усложнения собственной задачи. А «паркетные генералы» всегда всеми силами давят таких, как Брусилов. «Червь» был на самом верху. Но рассуждения о невысоких качествах командиров русской армии - ложь. Достаточно сравнить ее потери с потерями врага и союзников в Первой мировой, а также с потерями Красной Армии в 1941–1945 гг. В противоположность многим Брусилов был «суворовцем»: «Воевать не числом, а умением!» Подготовка была образцовой, все было продумано и своевременно сделано. Успеху помогло отсутствие направления главного удара как такового. В 1916 году русская армия разбила более сильного врага, намного превзойдя все то, что сделали западные союзники. Брусилов мог претендовать на лавры главного полководца победы во «Второй Отечественной войне», как тогда называли Первую мировую. Чужие ошибки не могут приуменьшить его заслуг и значения подвига вверенных ему солдат. В день его похорон Реввоенсовет СССР возложил на гроб венок с надписью: «Честному представителю старшего поколения, отдавшему свой боевой опыт на службу СССР и Красной Армии».
Поддержка Брусиловского прорыва всеми силами Антанты привела бы к скорому поражению врага. К глубокому сожалению, этого не произошло… Война окончилась только в 1918 году поражением Германии и Австро-Венгрии. И в числе их победителей России уже не было.
Из нашего досье
Для борьбы за господство в воздухе на Юго-Западном фронте впервые была сформирована фронтовая истребительная авиационная группа. Авиация наносила бомбовые удары и вела пулеметный огонь по объектам противника в тылу и на поле боя.
За 3 года исключительно тяжелой борьбы русская армия взяла в 6 раз больше пленных, чем все остальные союзники, вместе взятые: 2200000 человек и 3850 орудий, в т. ч. 1850000 австрийцев и 2650 орудий, 250000 германцев и 550 орудий, 100000 турок и 650 орудий. За то же время Франция взяла 160000 пленных и 900 орудий, Англия - 90000 пленных и 450 орудий, Италия - 110000 пленных и 150 орудий.
Ctrl Enter
Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
